Себастьян Фолкс - Энглби

— Гарантирую тебе, Граучо, это вопрос десяти лет. Бота не вечен. Вместо него придет Де Клерк. Он прагматик.

— Спорим на сто фунтов, что в ближайшие десять лет в ЮАР ничего не изменится?

Мы ударили по рукам.

— Ладно, Стеллингс, еще одна тема на засыпку, пока нас санитары не повязали. Женщины.

— А с ними-то что?

— Сам знаешь, как теперь принято. Надо притворяться, будто и вправду считаешь, что они ровня мужчинам. Иначе ты сексист.

— Так ты про феминисток?

— Точно. Мы вдруг решили, что они думают, действуют и чувствуют как мужчины. Что не только заслуживают равных возможностей и зарплаты, но вообще на всех уровнях неотличимы от мужчин. Но суть не в этом. Они хотят, чтобы их считали идентичными нам. Хотя знают, что это не так. И мы знаем, что они знают, что это не так. И они знают, что мы знаем, что они знают, что мы знаем, что они знают, что это не так. Тем не менее любое мероприятие с женским участием — это тест на ортодоксальность. Шаг в сторону — и всё! Публика разворачивается и смотрит на тебя как на…

— Господи, Граучо, ты, видимо, попал на каких-то гусаров в юбке в своем Бейсуотере. Тебе нужно познакомиться с Клариссой. Приходи как-нибудь на ужин. Есть же на свете…

— Ты же понял, о чем я.

— Это называется политика, Граучо. Она так устроена. Ставки следует повышать. Не соглашаться на компромиссы, не брать пленных, пока не добьешься своего. Равенства в зарплатах и во всем остальном. Потом можешь расслабиться.

— Ну и сколько нам этого ждать?

— С этим нам жить, Граучо. Могло быть хуже. Мы с тобой могли родиться в девяностые прошлого века и погибнуть в первый же месяц Великой войны. Или двадцатью годами позже — и нас застрелили бы на нормандском побережье. Если все, что выпало нашему поколению, — это терпеть нападки сердитых феминисток, это еще не…

— Но каково поколению мужчин, на которых…

— Это лучше, чем Сомма.

— А потом, когда это все пройдет, думаешь, нам удастся забыть все то вранье, на которое мы подписались?

— Уверен! Потому что все будет отлично и никто не захочет ворошить былое. К концу века все забудется. Тетки сядут писать мемуары о своих девичьих проказах. Начальствующие бизнес-леди признаются, что не умеют читать карту. Причем признаются с удовольствием. Поскольку война выиграна, а победителю подобает милосердие. Начнется мода на розовую помаду и кружевное белье.

Тут я рассмеялся:

— И что, снова позволят называть их «девочками»?

— Дорогой мой мальчик, они сами будут так себя называть. А глядя на свое фото, будут говорить «ах какая цыпочка!».

— Чем ты упоролся, Стеллингс?

— Только «пюлиньи» и карри.

— Не наш ты человек.

— Хотя в это время дня иногда позволяю себе понюшку кокса. Для бодрости. Хочешь, вместе сходим в клозет? Тут не возбраняется.

Я посмотрел на Стеллингса через останки выпотрошенной лепешки-параты и зеленую бутылку из-под перье. Подумал, что с утра недобрал, и отправился с ним вместе.

С помредом из женского отдела контакт налаживался. Поскольку столовую в конторе я на дух не переносил, то решил пригласить Маргарет пообедать в пабе. Журналисты в обед обычно только пьют, и звать их поесть пустое дело — решат, что ты чокнутый. Но я уже знал, что к выпивке Маргарет равнодушна и что иногда все-таки ест (ведь намекала же на столовую), так что надеялся на согласие. Но сначала требовалось подготовиться морально. Идти в обычное место не хотелось — вдруг меня заметят, и пришлось отправиться запивать голубую таблетку парой пинт «Бертона» и большой рюмкой водки в кошмарное заведение под названием «Король и ключи». Публика там в основном из «Дейли телеграф», краснорожие дядьки с седыми волосами и пеплом на лацканах, вечно спорят до хрипоты и к полудню уже еле стоят на ногах. Вернувшись в контору, я поднялся на лифте в женскую редакцию (третий этаж), просунул голову в дверь, ляпнул свой вопрос. Маргарет немного смутилась, что ее приглашают вот так прямо при сотрудницах, но согласие дала. Договорились встретиться у главного входа в десять минут первого. Пришла она уже подкрашенная и с уложенной прической.

Я повел ее в китайский ресторан «Друзья из Сити», рядом с Олд-Бейли. Она сказала, что была замужем, сейчас в разводе. Бывший муж — криминальный репортер в «Санди экспресс», познакомились они, когда оба работали в районной газете. Он, насколько я понял, крепко пил и даже ее поколачивал. Живет она с десятилетней дочкой, Шарлоттой, квартира в пригороде Холлоуэй. Дерек (так зовут бывшего) к ним не заходит, хотя решение суда это предписывает.