Себастьян Фолкс - Энглби

— Ладно.

— Вы были ее парнем?

— В каком-то смысле.

— В каком именно? Интим у вас был?

— Это не ваше дело.

— Он у нее был со многими, правда?

— Я так не считаю.

— Я сужу по газетам.

— Я бы им не верил.

— Ну, вам виднее! Я, разумеется, тоже не то чтобы поверил. Поэтому решил сам выяснить.

Я видел, что Кэннон меня дразнит.

— Все подтвердилось, — сказал он, раскуривая вторую сигарету «Эмбесси». — Малышка Дженнифер была горячей штучкой.

Я и на это не повелся. Вранье. Она и с Робином поссорилась из-за своей неуступчивости, я вспомнил фразу из дневника: «Я догадывалась, что речь пойдет о сексе, вернее, о его отсутствии». Откуда Кэннону было это знать, он ведь дневника не читал.

Я улыбнулся, уверенный, что осведомлен гораздо лучше его.

— Парень из Кингз-колледжа, и еще один, из Даунинга, оба признали, что…

— Врут оба, — перебил его я. — Обычные школьные понты. Может, она разок поцеловалась с ними на вечеринке, а они уж и размечтались.

Кэннон встал и подошел к угловому столу. Выдвинул ящик, вынул оттуда пластиковый пакет. Внутри лежал пухлый конверт из крафта с воздушной прослойкой. Сверху был наклеен почтовый бланк с именем матери Дженнифер и ее лимингтонским адресом.

— Узнаете?

Я покачал головой.

— Некто прислал это матери Дженнифер. Здесь дневник ее дочери.

Я кивнул. Сейчас лучше промолчать.

— На конверте ни одного отпечатка, — сообщил Кэннон. — Отправитель, похоже, работал в перчатках.

— Вы прочли дневник?

— Еще бы.

— Это помогло расследованию?

— Спасибо, Майкл, очень даже помогло. И я все пытаюсь понять, почему этот субъект отослал дневник миссис Аркланд. Совесть замучила?

Я пожал плечами.

— В самом дневнике, во всяком случае, есть признаки наличия отпечатков.

— Видимо, отпечатки пальцев самой Дженнифер?

— Возможно. Сложно определить. Ее пальцев больше нет. Только кости.

Возникла пауза.

— Может, — заговорил я, — дневник остался у ее соседей по квартире?

Кэннон рассмеялся:

— Поздновато сочинили, Майк. Сдается мне, что вы знали о его пропаже.

— Нет. Я даже не знал, что она его ведет.

— Как же так? Вы, ее парень, даже не знали про дневник?

— Мы встречались не каждый день.

— Послушайте, Майк, я готов дать вам шанс. Готов выслушать чистосердечное признание. Это в ваших же интересах. Суд учтет, что вы сожалеете о содеянном, ваше раскаяние. Вы переутомились на экзаменах, студентам живется нелегко, все такое. Получите десять-двенадцать лет, освободитесь, когда вам будет, как мне сейчас. Это ерунда, еще вся жизнь впереди.

— Не понимаю, о чем вы. То есть понимаю, конечно, но я не могу признаться в том, чего не совершал.

— А так-то вы и в дурдом можете попасть. В Бродмур или Рэмптон. Рэмптон вам особенно подойдет, а? По имени деревушки, где вы укокошили Дженнифер. — Он улыбнулся. — Вы ведь там уже бывали, правда?

— В Рэмптоне?

— Нет. В дурдоме.

— В смысле?

— В смысле Бейсингстока.

У меня перехватило дыхание, я словно провалился в кресло — но только на секунду. Прикусив губу, я снова заставил себя выпрямиться. Кэннон обошел стол, наклонился к самому моему лицу, так что я почувствовал его запах.

— Майк, мне многое про вас известно. Что у вас была машина. Что у вас случались психические расстройства. Что вы помешались на этой девушке. Мои ребята в данный момент находятся в вашей лондонской квартире и выясняют, совпадает ли шрифт вашей пишущей машинки со шрифтом на почтовом бланке. Сейчас я сниму у вас отпечатки пальцев, а потом посмотрим, найдутся ли такие же в дневнике. У вас нет алиби на ту ночь после вечеринки.

— Все это ерунда, набор случайностей, и…

— Случайностей? Предположим, что это так, Майк. Но обвинение порой строится на цепочке случайностей. Вам, журналистам, этого не понять. Вы нечасто сталкиваетесь с показаниями очевидцев. И с тем, что люди, как правило, не желают признавать свою вину. А жаль. Это бы здорово облегчило всем нам жизнь. И вам, кстати, тоже, Майк.

Голова вдруг опустела. Я заглянул внутрь — ничего. Казалось, мозг издает непрерывный звук, с каким железная мочалка скребет по сухой сковороде, или тот, от которого звенит и разбивается стеклянный бокал.

— Проверьте, пожалуйста, у нас зафиксировано, что я предоставил подозреваемому последнюю возможность сделать признание?

Я все равно не смог бы его сделать, так как утратил способность думать.

Еще одна пауза, длиннее прежних. Было слышно, как шелестит перематываемая пленка.