Алексей Комлев - Глаза надежды

Он осторожно протянул фотокарточку через стол и передал в дрожащую руку старичка. тот, по видимому, испытал желание немедленно встать и подойти к окну поближе к свету, но удержался ради гостя и приличия. никифор же заключил:

— Папа просил передать Вам, так как историю Вашей семьи он узнал от вашего же отца. Сам он приехать не смог, возраст… Вообще, чтобы так уверенно сказать, кто на этой фотографии изображён в лодочке, кто мог её снять и когда это было, на это ушли годы его жизни. Нет, вся жизнь его была посвящена этому — собиранию незабытых имён.

— Да-да, — покачал головой седовласый старичок, — не выпуская из рук фотокарточки и продолжая смотреть на своего дедушку, который сам смотрел на старого уже внука будто через время. — Очень давно мы беседовали на эту тему, когда Ваш батюшка приезжал к нам. В основном он общался с моим отцом, а я ведь, по правде сказать, был очень далёк от всего этого краеведения.

Старичок улыбнулся с сожалением, понимая, что может быть в своей жизни чего-то не добрал прекрастного.

— Как он сам? — Спросил неожиданно.

— Да как? Держится. Всё в своих фотографиях.

— В фотографиях? — Переспросил старичок. — Да, действительно. А я вижу, Вы, молодой человек, достойным приемником стали?

— В общем, да, хотя, по правде сказать, мне менее повезло, чем отцу. Он всё жь таки успел застать некоторых старожилов, которые что-то ещё помнили на этом свете. Помнили о том времени, когда все ещё храмы были, когда за километры был слышен праздничный колокольный звон. Он видел этих людей, рассказывал, как они плакали, вспоминая о том времени. Говоря о них, он и сам плакал, будто пережил всё это вместе с ними. Я же совершенно другой по своей натуре, по характеру. У него горели глаза от каждой новой фотографии, которую удавалось найти и сохранить. А я родился не здесь. Мы часто приезжали сюда, в этот город, но по-настоящему к его корням, истории я так и не прикипел. Однако всё, что собрал и сохранил мой отец, я ценю и буду сохранять до конца моих дней.

Старичок задумался над этими последними словами Никифора. Через минуту тишины, когда тот подумал уже было уходить, старичок вдруг спросил:

— Как Вы думаете, чтобы сохранить коллекцию, нужно ли её вывезти за пределы, где она могла бы быть по-настоящему полезна?

Никифор понял вопрос.

— Я в этом убеждён. — Ответил он без колебаний. — К сожалению очень часто коллекции погибают, попадая в самые разные руки бездуховных профессионалов, движимых сиюминутными целями. Подчас единственным спасением для коллекции является помещение таковой в место, где она ни для кого не представляет интерес. Я таких случаев много знаю.

Ещё немного посидели и Никифор понял, что ему пора уж собираться. Он ушёл, а старичок, подойдя ближе к окну, долго ещё держал в руках старинную фотографию и всматривался в маленький лик своего дедушки-речника, сидящего в лодочке на фоне чудной панорамы древнего города Мурома.

Собачий век не долог. Наступил день, когда Джесулька почувствовала, что уже не в силах больше путешествовать.

— Его нет дома и дома уж нет, он другой; его нет там, где мы когда-то были вдвоём; где же он? — Грустила она, понимая, что надеждам никогда уж не суждено сбыться.

— Что же нам делать?! — Плакала Дарушка, не в силах смотреть, как убивается мать.

И мопсы расстались. Да, решение это было принято Джессей, когда она всё поняла. Она не хотела, чтобы малышка Дарушка видела её старость. Она захотела вернуться к той доброй женщине, у которой жил Шарпик. Вернуться в надежде, что не прогонят её.

Дарушка наотрез отказалась вернуться в тот дом, куда была пристроена в год разрыва с матерью и Алексеем. Поняв, что возле мамы её теперь уж никак не удержаться, в отчаянии собралась было в Новосибирск.

— Что тебе там делать, несчастная? — Остановил её какой-то пролетавший мимо воробей по кличке Чирика. — Разне не помнишь ты, что там произошло? Никого там нет. Ни брата твоего Валарика, никого…

Дарушка принялась было хныкать, но Чирика сжалился над нею.

— Ладно уж, отведу тебя к нему.

И действительно, через некоторое время Дарушка повстречалась со своим братцем Валариком, с которым жизнь разлучила их ещё в раннем детстве. А Джесулька вернулась на Войковскую.

Здесь уже не было Шарпика и ни что даже не напоминало о нём. Не было и прежней хозяйки. Её приняли подросшие дети, но без прежней радости (кому нужна старая беглая собака?). Поняв, что жизнь земная кончилась, Джесуля совсем загрустила.