Алексей Комлев - Верные чада

Алёша грустно опустил голову. Он вспомнил, что давно не был у своих, а они лежали именно там, за городом. И ещё он вспомнил про щит у дороги на выезде из городской черты, одна надпись которого говорила «Свалка направо 2 км», другая «Городское кладбище прямо 7 км».

— Надо бы идти? — Тихо проговорил он.

— Да, совсем темно. — Согласилась Тамара.

— Я могу Вас проводить. — Предложил Алёша. — Меня-то Вы не боитесь теперь?

— Тебя не боюсь. — Улыбнулась девушка.

Они было направились к выходу, как вдруг со стороны мужского монастыря ударил колокол. Алёша и Тамара рефлекторно оглянулись и увидели среди редких огней старой части города яркие огни, окружающие монастырскую звонницу. Тамара первая вернулась к карнизу.

— 17 часов, вот и звонят к вечерней службе. — Пояснил подошедший Алёша.

— Да, последняя служба перед Рождеством. — Согласилась Тамара. — А в ноль часов…

— Да, немного уже осталось. — Подтвердил Алёша.

— Ты в какой храм пойдешь?

— В тот и пойду, он ближе всех к моему дому.

— А я обычно ходила в женский монастырь.

— Мне далеко, — сразу сказал Алёша, — через весь город почти идти.

— А мне в принципе всё равно, я вон в том районе живу.

— Тогда пойдём вместе в наш монастырь. — Предложил Алёша.

— Пойдём, — согласилась Тамара и добавила, — в наш монастырь встречать наше Рождество.

Алёше захотелось спросить, а какое ещё может быть Рождество, если не наше, но он удержался. Действительно, пора было идти, но колокольный звон, всё усиливающийся и усиливающийся, как магнитом притягивал взоры заворожённых ребят.

— А можно мне ещё посмотреть? — Сказала Тамара, не отрывая взгляда от звонницы там вдалеке.

Алёша быстро стал налаживать свою подзорную трубу.

Любимым делом в часы досуга у Сашки Рыбакова (по школьной кличке «чешуя») было просматривание хоккейных материалов под музыку 60-х годов. Что это такое, имеем важность пояснить.

С самого первого класса (а это было в далёком 1971 году) Сашка начал собирать летопись отечественного хоккея. Мы ещё не забыли, что в то время почти каждый мальчишка бредил этой игрой. Да если б только мальчишки! В числе «бредаков» стояли дяди и поважнее.

В Сашкином классе одно время все мальчишки собирали вырезки из газет и реже журналов с тем, чтобы оформить очередной альбом и хвастаться им друг перед другом. У кого были лишние картинки, тот вступал в обмен. Здесь каждая вырезка имела собственный вес. До третьего класса Сашка участвовал в процессе на общих основаниях, а после этого прекратил.

Дядя его стал привозить ему спортивные журналы, да не раз в полгода, а каждый месяц; и не один, а целых два. Тут как раз наши сыграли «Суперсерию-74» и материалы подоспели вовремя. Конечно менять их Сашка ни на что не мог; аналогов не было ни у кого. А значит нет и конкурентов. Но как-то сразу все охладели вокруг к нему. От зависти что ли? Тогда и появилась за ним эта обидная кличка.

Но дело даже не в журналах. В 4 и 5 классе пора уже было перебираться со двора на хоккейную коробку и сражаться класс на класс. Вот где Сашке припомнили все его «обиды». Места в команде ему никогда не находилось; под любым предлогом. Какое-то время он наблюдал за баталиями из-за бортика. Потом бросил.

К 50-летию отечественного хоккея с шайбой вышел отличный альбом с огромным количеством фотографий. С опозданием в три года, правда, но вышел. За ним Сашка и приехал в Москву. Купив его на Сретенке в магазине спортивной книги, он направился в центр, но обнаружив по пути мужской монастырь, решил заглянуть. Тут же была и книжная лавочка, прилавок которой привлёк внимание Сашки меньше, чем спор каких-то двух ребят его же возраста.

Один, держа в руке маленькую иконочку Царской семьи, по-видимому, рекламировал какую-то новую книгу по данной теме. При этом каждому посетителю монастыря человек этот предлагал покаяться в грехе цареубийства.

— Не правда! — Очень резко возразил ему другой человек, в данную секунду проходивший мимо. — Мы не убивали Государя.

— Мы все должны покаяться, весь русский народ. — Продолжал голосить держащий икону.

— Русский народ не убивал Государя! — Буквально взорвался неизвестный прохожий. — И Вы это прекрасно знаете! Его убили другие люди, но не русский народ, не наши прадеды, не-ет. Мы не можем каяться в этом грехе…

— Но мы должны… наша ответственность за…

— Не-ет! Это Вы здесь так говорите, а кто это сделал, сейчас радуются. Государя убивали не русские люди; и приказ отдавали не русские люди. И революцию делали не русские люди! Мы должны каяться?! Да! В том, что не сохранили Россию; в том, что не уберегли Государя; в том, что, быть может, предали его… Но не мы убивали и признавать это, значит брать на себя чужой грех; значит покрывать подлинных убийц. Вот тогда Вам в чём надо каяться.