Алексей Комлев - Верные чада

— Да нет, наверное, не много. — Удивлённо произнёс Алёша, начиная смутно улавливать мысль своего собеседника.

— А вот когда построят этот памятник, легко ли будет решить вопрос о восстановлении Собора на прежнем историческом месте?

Алёша молчал. Он увидел всю ясность мысли Тамары и пелена будто спала с его глаз. Он растерянно посмотрел на девушку.

— Это был мой последний сюжет на телевидении. — Сказала она. — Наша администрация ясно под чью дудку пляшет, но где же были музей, где была эта пресса, где было общественное мнение?

— А при чём тут музей? — Не понял Алёша.

— Когда начали копать котлован под фундамент, обнаружили культурный слой XII—XIII веков. Что делать? Да бросить всё и дать возможность работать археологам, учёным! А вот тот самый постамент, который ты видишь, это масонская печать на твоей истории, Алёша.

— Масонская печать? Что это такое?

— Да ладно, я пошутила. — Усмехнулась Тамара. — Теперь ты понимаешь, почему меня отовсюду выгнали?

— Понимаю, — произнёс Алёша и добавил, — немного.

— А вообще, дело твоё и мне по душе тоже. Я могу тебя свести с интересным человеком, который вроде тебя, подобные записи ведёт.

— Подобные записи? — Насторожился Алёша.

— Да, только он записывает, когда и что снимать.

— Фотограф, в смысле?

— Профессиональный фотограф, но не фотограф-профессионал. Он тоже по крышам лазает.

— Ну я-то чем могу быть ему полезен? Я же любитель, так, для себя.

— Так он тоже любитель. Вон, из столицы приехали киношники про наш город документальный фильм снять, походили-походили, полазили-полазили, да и собрались было возвращаться ни с чем. А тут я как раз под руку подвернулась и свела их. Целую неделю он их водил по разным точкам. Уехали до-овольные! Обещали зимой приехать и весной, чтобы новые материалы доснимать.

— И что, фильм про наш город будет?

— Теперь будет. Вот ты бы с ним познакомился, глядишь, общая польза для обоих.

— Чтобы с моих точек снимать, оптика должна быть хорошая. — Важно заявил Алёша.

— У него хорошая, я знаю, — ответила Тамара и неожиданно вдруг спросила: — а ты старые открытки по городу не видал?

— Старые открытки по городу?

— Ну те, что до 1917 года печатались. Тогда мода такая была — виды городов снимать.

— Нет, не видал.

— А я знаю одну старушку, у которой целый альбом. Там есть и такие, с высоты птичьего полёта.

— Да нет, как это так? — Удивился и не поверил Алёша.

— Ну с колоколен снимали, понимаешь?

— С колоколен? Да где их взять-то?

— А вот были. И не мало. Нет, тебя надо обязательно к ней сводить. Когда в конце 80-х начали крушить древний некрополь на старом кладбище, мало кто на это внимание обратил. А я тогда только начинала журналистикой заниматься. И вот судьба свела с этой старушкой. Если б не она, может быть я о другом бы писать стала… и не выгнали бы меня ни от куда сейчас…

Алёша неторопливо стал собирать своё оборудование.

— А так я попала к ней. — Продолжала Тамара. — Она мне рассказала, каким был наш город в начале века, а потом, как всё начали ломать. Она плакала и плакала, называя каждую церковь, помня все названия улиц и многое ещё чего.

— Чего? — Рефлекторно произнёс Алёша.

— Четыре кладбища было в городе, в каждом монастыре ещё были и возле каждой церкви тоже свои захоронения. Вот представляешь ты, идёшь по улице, а тут твои родственники, близкие, знакомые, друзья лежат. Всё рядом, всё на виду. И как будто они живы, невидимо вместе с нами. И что испытывает твоя душа?

Алёша попытался представить, что могла бы испытать его душа, но не смог, потому как описание самой картинки было для него чем-то новым, неожиданным, неизвестным. А Тамара между тем заключила свою мысль.

— Я иду и пребываю в постоянной молитве. Я вижу храмы, эти могилы, кресты. Моя душа в постоянном памятовании смертного часа, в постоянной молитве, в постоянной надежде на будущность в новом веке.

Алёша ничего не понял, но руки его аккуратно, даже очень бережно и нежно сложили ценное для него оборудование. По этим рукам Тамара поняла, что он может понять. Когда-нибудь сможет…

— А наше новое кладбище, где оно? — Сказала она как бы сама себе. — Одно вон там, — показала рукой в даль направо, — на его месте роддом. Другое там, — показала налево, — где стадион. Хоккейная коробка на костях может быть и твоих прадедушки и прабабушки. Ещё одно, где первая девятиэтажка. А новое за городом, в пятнадцати километрах. Так просто туда не поедешь, может быть раз в год.