Екатерина Кармазина - Идеалист

Каникулы в Братстве давно закончились, и уже два месяца как шли занятия. За это время я посетил всего несколько лекций в своей группе, все остальные пропустил. Марину Мирославовну я видел в Доме лишь один раз, мельком. Она прошла мимо, не обратив на меня никакого внимания, даже не взглянув. Все было, как прежде, как будто в канун Нового года ничего не произошло. С одной стороны, меня это, конечно же, обидело, я рассчитывал хотя бы на дружелюбное приветствие. С другой — был рад, что не заметил с ее стороны враждебности. Ведь если она думает, что я связан со спецслужбами или тайной разведкой, отношение ко мне могло стать совершенно иным. Я не знаю, как вообще все это могло случиться. Произошло чистой воды недоразумение, из которого я теперь не знал, как выпутаться. Было ясно, что, если я во всем ей признаюсь и попытаюсь объяснить, она все равно мне не поверит. Я стоял и смотрел ей вслед. В груди у меня защемило. Мне был нужен ее взгляд, я жаждал заглянуть ей в глаза и увидеть в них что-нибудь, предназначенное только мне. Я вспомнил, как сидел у нее на кухне, как она ко мне прикоснулась, вспомнил, как я оказался у ее ног, завязывая шнурки на ботинках в коридоре, как она приблизилась ко мне, открывая дверь, и как я почувствовал ее дыхание и запах волос. Желание пронзило меня как током и разлилось по всему телу. Я еле удержался, чтобы не броситься вслед за ней.

Я по-прежнему мог ходить к г-же Марине на вводный курс. Это был самый верный способ ее увидеть. Я имел на это право и пользовался им в полной мере. Но следующую пятницу я решил пропустить, терпеть и не ходить еще целую неделю. Испытание для меня оказалось адским. Я и не думал, что мне будет настолько сложно его выдержать. Всю неделю я томился ожиданием, даже не посещал занятия в университете, бесцельно бродя по городу. Вечерами сидел дома, не выходя из своей комнаты. Сложнее всего далась среда, которую я тоже должен был пропустить. Уже с самого утра меня одолевал соблазн нарушить мною же наложенное табу и, дотерпев до вечера, отправиться в актовый зал колледжа. Усидеть дома в этот день, казалось, выше моих сил, но я решил все же выдержать испытание и на лекцию не ходить. Я бродил по территории колледжа. Был март, еще холодно, но этим вечером я и не заметил, как провел на улице около двух часов кряду. Несколько раз я видел г-жу Марину в окне. Во время лекции она иногда чертила на доске, которая находилась возле окна. Я стоял, ждал, не двигаясь с места, и увидел ее снова.

Затем я спустился в переход ближайшей станции метро, чтобы выпить кофе. Согреваясь горячим напитком, рассматривал афиши театральных касс. Мой взгляд остановился на названии спектакля с романтическим названием одного из молодых современных театров. Об этой постановке Аня прожужжала мне все уши. Спектакль настолько ей понравился, что теперь она зазывала в театр всех своих друзей и знакомых, а сама была готова смотреть его несчетное количество раз. Собиралась сводить на него и меня.

Только теперь я понял, почему брожу, как волк одиночка, под окнами, а не сижу на лекции, как обычно. Я жаждал действий. Выведав адрес и явившись на Новый год к Марине Мирославовне, я сделал первый шаг и теперь хотел идти дальше. Отступать я не собирался. Я просто не мог выбросить из головы то, что увидел: в Доме и на лекциях она была одна, а у себя в квартире совсем другая. Влюбился я, увидев первую, а при виде второй лишился покоя окончательно. Я уже знал, что сделаю и с чем приду на долгожданную лекцию в пятницу. Нужно было спешить, потому что, пока я в раздумье пил кофе, окошко театральной кассы закрылось. Женщина уже была в пальто и собиралась уходить. Я взмолился, и она сжалилась надо мной. Я ехал в вагоне метро, сжимая в кармане четыре билета в театр: два в седьмой ряд партера и два на первый ряд балкона. До пятницы оставался всего один день, и ожидание сделалось совершенно невыносимым. Переполненный волнующими фантазиями, заснул я в тот вечер с трудом. Я представлял, как приглашу Марину Мирославовну в театр.

И вот этот день наступил. Всю лекцию я просидел как на иголках. Голос г-жи Марины доносился откуда-то издалека, мне сложно было сосредоточиться. Если бы меня спросили, я не смог бы назвать тему лекции: я витал в облаках. Сегодня эта женщина была особенно хороша, или мне так казалось оттого, что я долго ее не видел? Я больше не опускал глаз, смотрел не отрываясь, хотя она не обращала на меня никакого внимания. Мои чувства обострились в тысячу раз. Тем вечером, тридцать первого декабря, что-то во мне изменилось. Мои чувства обрели иное качество. Я не мог выразить это словами. И теперь я так сильно желал ее благосклонности, что, казалось, был готов на все.