Екатерина Кармазина - Идеалист

Теперь становилось понятно, почему Виталик в Братстве был не в почете. Он был неглуп, но при этом в нем не было тонкости, которая очаровывала, и не было наглости, с которой он мог бы идти напролом. В общем, Виталик был человеком искренним и неплохим. Но для достижения лидерских позиций в Братстве этого было недостаточно. Продвижение на вершину осуществлялось по другим принципам и критериям. И, судя по Вячеславу, не обязательно, чтобы в человеке преобладали положительные качества. Виталик же был силен телом и слаб духом. Он был слишком доверчив. Следуя не всегда правильным советам, он стремился «исправиться», «изменить себя к лучшему». Он то и дело ходил на поклон к Фортунатэ, почитал его и слушался во всем. Результатом такой мягкотелости было то, что он чувствовал вину перед всеми: перед женой, перед Аней, перед своим ребенком, перед Фортом. Усердной работой на Братство он наказывал себя, отрабатывал плохую карму, старался искупить свою вину. В Братстве он скрывался от жизни, в которой, как ему казалось, он не преуспел.

Всю дорогу, пока мы ехали, Галя молчала. Я и не заметил, как остановился у станции метро, где мы встретились. Она горячо поблагодарила меня за возможность навестить Юлю и в следующий раз просила обязательно взять ее с собой. Я поблагодарил ее за компанию, вышел из машины, и мы с ней обнялись. Нелегко ей дался выход из Братства и особенно расставание с Юлей, к которой она успела сильно привязаться.

Дальше я поехал один. В голове у меня по-прежнему крутились мысли о Юле, ее маме, Гале, Виталике и Братстве. Теперь я знал, что мама Юли была против того, чтобы ее дочь состояла в Братстве, и не одобряла ее замужества. Хоть она и не говорила об этом прямо, выражение ее лица и интонации свидетельствовали о многом. К тому же она ни разу так и не произнесла слово «Братство». Каждый раз на этом слове она запиналась или умолкала.

По внутренним правилам старшим ученикам запрещалось иметь дело с бывшими членами Братства, то есть с теми, кто из него вышел. Теперь Галина была именно таким человеком. По уставу Юля не должна была общаться ни со мной, ни с ней. С Галей — как с бывшим членом Братства, со мной — как с членом Братства, допускающим критические высказывания. Вступать в дискуссию с людьми, даже членами Братства, но сомневающимися или критикующими его, также запрещалось. Стало быть, явившись к Юле в дом, мы вынудили ее эти правила нарушить. И она это сделала. Она не смогла нас игнорировать, потому что за время работы в заповеднике мы успели с ней сблизиться, вместе ходили в поход, делали одно дело, были за одно и стояли друг за друга. Слезы в ее глазах, когда Юля с нами прощалась, я расценил как ее сожаление о том, что она вынуждена выбирать между своей привязанностью к подруге и правилами Братства. Я отлично помнил, как часто по вечерам они вдвоем сидели над обрывом и смотрели на закаты, как вместе работали, как понимали друг друга с полуслова и как помогали и поддерживали друг друга. Между ними было много общего. Эти две девушки были добры душой и чисты сердцем, вот и сдружились. И теперь их дружба должна была прерваться. Галя не посмела ослушаться своих родителей и оставила Братство. Выбор же Юли был предопределен.

Как-то Марина Мирославовна читала лекцию на тему Аристотелевской риторики — ораторское искусство или искусство красноречия, что по сути является искусством убеждать. Так вот, она этим искусством владела, она была отличным оратором и должна была нас в чем-то убедить. В чем? Ораторствуя, г-жа Марина должна была достичь какой-то определенной цели. Какой? В идеале целью могло бы быть просветительство. Но тогда возникал вопрос — почему именно она? Почему здесь, в Братстве? Почему не в учебном заведении и почему не лектор с соответствующим образованием? Ничего не было бы удивительного, если бы это был Институт философии и лекции читал бы сотрудник университета по своей специальности. Но это было Братство, и Марина Мирославовна имела техническое образование! Можно было бы предположить, что это способ зарабатывания денег, и если бы это было так, то все остальные вопросы отпали бы сами собой. Но это было не так! Абонементная плата была условная, ее могли оплачивать даже малоимущие студенты. И хоть слушателей была уйма, всей суммы еле хватало на аренду зала в колледже. Поэтому поверить в то, что все мероприятия организованы заработка ради, было сложно. Тогда зачем? Этот вопрос я задавал Ане с самого начала, как только узнал о ее новом увлечении, и она мне тогда на него не ответила. Прошло столько времени, а я до сих пор сам не мог на него ответить. За все это время я лишь убедился, что целью лекций не было просвещение и точно это была не коммерция. А задача г-жи Марины заключалась в следующем: с помощью классиков усыпить бдительность слушателей и подвести их к той информации, которая не была бы ими воспринята напрямую. То есть обмануть. Интересуясь философией, человек в результате изучал эзотерику, к которой его подводили с помощью скрытого кода ученичества, то и дело указывая, намекая, а порой и прямо заявляя о возрождении всего того, о чем говорилось на этих лекциях в чреве самого Братства. В это сложно было поверить!