Екатерина Кармазина - Идеалист

— Чего ты так нервничаешь, Саша, не хочешь писать роман, не пиши! Так ей и скажи!

— Ты что, издеваешься надо мной? Не имеет значения, хочу я или не хочу! Я не могу!

— Что значит не могу? Это еще почему?

— Ты что, действительно не понимаешь?

— Нет, Саша, я действительно не понимаю, — уже с обидой в голосе произнесла Аня, включила фен и начала сушить волосы. Шум фена заглушал мой голос. И хорошо. Потому что я как с цепи сорвался. И внятно объяснить свою реакцию вряд ли бы смог.

— Ань, ты знаешь, что такое сублимация?

— Конечно, знаю, и причем здесь она? — искренне не понимая, к чему я веду, продолжала сушить волосы Аня.

— Она! Вот именно она здесь и причем! Валерия Викторовна считает, что нужно быть открытым и честным с собой и что все в этой жизни сводится к сексуальному влечению! И если свое желание не удовлетворять, какой-нибудь невроз не за горами. Но если нет возможности его удовлетворить, а съехать с катушек ты не хочешь, тогда пиши роман. Так можно высвободить свою сексуальную энергию! Вот ее теория!

— И что в этом такого ужасного, не пойму…

— Ты меня вообще слушала?!

— Слушала!

— Объясняю: я должен превратить свою страсть в жажду творчества и познания! Как романтично! То есть моя к ней страсть — это низшее и низменное, и это притом, что я до нее ни разу не дотронулся! А какая-то писанина — это нечто возвышенное. Замечательно! Я должен заменить человека бумагой и излить на нее все свои чувства! Это все равно, что послать меня куда подальше, Аня! Читай между строк!

— Боже мой, не все так трагично, Саша! Во-первых, так думает не Валерия Викторовна, а Фрейд. Хотя она, похоже, с ним согласна. Ты же рассказывал мне, что не собираешься с ней спать. И в чем, собственно, проблема? И знаешь, она права, — у тебя невроз, причем явный. И чего ты здесь разорался, мама еще спит! Ты Валерию Викторовну сексуально хочешь или нет?

Я молчал. И так ясно, что хочу! Только теперь я понял, что меня так разозлило. Если я принимаю ее предложение писать роман, тем самым отказываюсь от какой-либо перспективы реального секса с ней. Писать роман с Валерией Викторовной я отказался.

Я дождался занятий в Братстве и теперь, помимо работы, снова ходил на лекции. Работа занимала намного больше времени, нежели раньше уходило на занятия в университете. Во время учебы я так стремился работать, а теперь мне необходим максимум усилий, чтобы привыкнуть большую часть своего времени находиться не там, где мне хочется, а там, где положено, — в офисе. Первое время мне никуда не хотелось. Работа и лекции заполняли все мое время, я даже перестал встречаться с друзьями. Но если бы не Братство, тоска повседневности, которая называется взрослой жизнью, съела бы меня с потрохами. А так оставалась надежда, что, помимо работы, в моей жизни еще что-то да происходит, что я куда-то иду и, возможно, к чему-то приду.

Мое ученичество продолжалось. Лекции теперь у нас читала не Юля, а Тата, и мы совсем уж погрузились в дебри эзотерического мира. Я по-прежнему оставался слушателем и членом Братства. Но, даже несмотря на мое участие в летних волонтерских работах, все старшие, кроме Юлии и Виталика, больше мне не улыбались. Искренне мне были рады в Братстве еще Галя и Полина Николаевна. Хоть мы ходили и в разные группы, на общих творческих вечерах или в выходные дни мы встречались, как старые добрые друзья.

Посещая лекции г-жи Марины все с той же частотой, я примелькался дежурным и стал для них уже кем-то привычным. Марина Мирославовна, конечно же, меня видела, иногда я ловил ее взгляд, но она тут же его отводила. Никаких особых знаков внимания с ее стороны я не заметил. Но, думаю, ко мне привыкли не только дежурные, но и она. Мне хотелось надеяться, что среди каждого нового набора я все же был для нее более близким, чем все эти незнакомые люди в зале. И эта надежда меня согревала.

Каждому из слушателей вводного курса еще только предстояло сделать выбор — продолжать ли курс, сдавать ли экзамен. В случае положительного решения слушатель будет проходить обязательный этап служения с последующим выбором учителя. Я свой выбор уже давно сделал, в самую первую секунду, как только увидел ее. Но я точно выбирал не Фортаа и точно не Тату. Однако в Братстве моими наставниками автоматически становились и они. Им я служить не собирался. Все, что я делал, было искренним, но не во имя идеи, а лишь для того, чтобы быть рядом с одним определенным человеком, что вне Братства было невозможно. Я готов был служить Марине Мирославовне, но не Братству.