Виктор Гусев-Рощинец - Проселок

Альберт Васильевич Лыков заведовал министерским отделом подготовки кадров. Рано или поздно каждый находит свою «производственную нишу», нашёл свою и Лыков. После неудачной, предпринятой в молодые годы попытки «пробиться в науку» посредством изготовления диссертации Лыков навсегда оставил эту обременительную на его взгляд, а главное нимало не вдохновляющую затею и, трезво взвесив обстоятельства момента, решил отдать свои силы не по дням, а по часам растущему аппарату управления. То был во время оно чудесный фокус: ежегодно выполняя планы по сокращению штатов, министерство всходило, как на дрожжах, и со стороны скорее напоминало гипертрофированное больное сердце, нежели синклит дееспособных технических политиков. Трудясь в одном из отраслевых институтов, Лыков был именно таким сторонним наблюдателем. Его снедали противоречивые чувства: с одной стороны, досада на неповоротливость министерских чинов, твёрдое убеждение, что будь он на их месте — и дела пошли бы не в пример лучше, с другой же, он, по чести, завидовал — высоким окладам, некоторым известным ему тайным льготам, перспективам «роста» и вообще положению тех, кто ежеутренне поднимался по ступенькам роскошного министерского подъезда, этим «касталийцам», думал он, занятым игрой стеклянных бус. Благодаря общительному характеру, белозубой улыбке, ямочке на подбородке и голубым глазам, доверчиво устремлявшимся навстречу собеседнику из-под свисающей на лоб льняной пряди, — всем кинематографическим свойствам его наружности — но и острой наблюдательности, способности к анализу и умению располагать к себе людей без дешёвых уловок в духе Карнеги — у Альберта Васильевича там было много хороших знакомых в «среднем звене», ещё больше доверенных лиц в сословии секретарш и «рядовых исполнителей» (по преимуществу молодых женщин) и даже один настоящий товарищ, если не сказать друг , на начальственном уровне и к тому обладавший немалым влиянием на «первого зама». Проникновение в касту избранных во все времена было немыслимо без надёжных рекомендаций, не составляет исключения и наша отечественная бюрократия. Упомянутая дружба завязалась, как водится, в командировке, куда выезжал Альберт Васильевич задолго до описываемых событий, сопровождая своего будущего приятеля в качестве консультанта по вопросу внедрения «передовой технологии» на одном из удалённых восточных заводов. Прожить неделю с Альбертом Лыковым под одной кровлей значило проникнуться к нему глубокой симпатией; не остался равнодушным и «касталиец». Накануне возвращения, когда было уже изрядно выпито и от положенного пуда соли отъеден солидный кус, новый лыковский друг, бреясь в ванной, громко пробасил:

«Слушай, Алик, давай, переходи к нам». Несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте, они быстро перешли на «ты», и это ещё больше упростило завязавшиеся отношения. Лыков сидел на постели, зажав коленками туфлю, пытался распутать шнурок. Чего скрывать, он ждал этого предложения. «А почему бы и нет!» — так же громко прокричал в ответ, как бы не принимая всерьёз неожиданной распасовки, но когда «касталиец» вернулся в комнату — благоухающе-свежий, с хитроватой улыбкой на лице стареющего льва, он увидел своего нового молодого друга застывшим в нелепой позе с ботинком в руках и понял, что угодил в яблочко. Удобного случая долго ждать не пришлось; руководство отрасли решило укрепить отдел подготовки кадров «квалифицированными специалистами», и первым претендентом на открытую вакансию стал, разумеется, он, Альберт Лыков. Был тут ещё и дальний прицел: начальник сего набирающего силы подразделения готовился к выходу на пенсию, как говорят, досиживал, высокое начальство было им недовольно, а несомненная важность «человеческого фактора» обнаруживала себя повсюду и становилась, похоже, во главу угла министерской политики. Лыков быстро оценил обстановку, и вскоре с подачи его покровителя — как оказалось, «члена коллегии» — на стол министра тайно легла программа действий, нацеленная на вывод отрасли из углубляющегося день ото дня прорыва посредством «коренной перестройки работы с кадрами». Не лыком шит — скаламбурило «первое лицо», и в узком кругу вскоре заявило о себе мнение, что Лыков — будущий завотделом. И он действительно стал им, однако не раньше, чем предыдущий «зав» досидел своё и был с почестями отправлен «на заслуженный отдых». Для того потребовалось ни много ни мало три года и восемь месяцев. Касталийцы никогда не обижали друг друга.