Андрей Рубанов - Финист – ясный сокол

– Бабка вытащила! – крикнул Потык. – Что ж ты, дура? Мавок никогда не видела?

– Видела, – ответила девка. – Но эти были какие-то особенные.

И пожала плечами, и коротко улыбнулась: понимала, что едва не погибла.

– Конечно, особенные, – сказал Тороп. – Непуганые. Чтоб ты знала, тут у нас глухой угол. Чудес всяких много. С нашими мавками связываться нельзя. В один миг утопят.

Девка убрала ладонь с ножа и кивнула.

– Откуда ты? – спросил Потык, подходя ближе.

Девка немедленно отступила ещё на шаг.

– Из Резана.

Потык смешался. Он явно был рад, что девка уцелела, да и я был рад; всегда хорошо, если кто-то считается мёртвым, а потом оказывается живым. Но Потык был юн и никогда не видел бродяг с ножами.

– Из Резана… – повторил он, и его розовое лицо исказила задумчивость. – Это где?

– Далеко, – ответил я, вместо девки. – Год пути, если по рекам. А пешком – три года.

– Ну не три, – возразил Тороп. – У меня прадед по матери примерно из тех краёв. Но туда вообще пешком дороги нет.

– Есть, – вдруг возразила Марья, и нахмурилась. – Я пойду, ребята. Ладно?

– Иди, – сказал я. – Конечно. Кто тебя держит?

Но тут дверь дома распахнулась на всю ширину, словно её пнули изнутри; появилась старуха. На этот раз в её руке был посох с набалдашником.

– Чего тут? – каркнула она. – А ну, не замайте девку!

И подняла посох: я его рассмотрел. Это был прямой кусок великаньей кости, обточенный докругла, сплошь исчерченный рунами, а набалдашник представлял собой вырезанную из цельного костяного массива страшную морду, никогда мною раньше не виданную.

Старуха поманила Марью пальцем.

– Они тебя трогали?

– Не трогали, – сказал я.

Старуха сверкнула белыми глазами.

– Тронете, – объявила она, – на всех троих порчу надвину! Уды не встанут! А руки и ноги – отсохнут!

– Не шуми, – ответил я. – Мы её видели утром. Мы думали, её мавки утопили.

– Не утопили, – раздражённо сказала старуха. – Обошлось.

Кивнула Марье, и обе скрылись за дверью; до нас донёсся сварливый ведьмин голос, – то ли поучала, то ли ругала.

Мы вернулись к костру и уселись вокруг.

– Красивая, – тихо сказал Потык. – Глаза особенно.

– Ага, – сказал я. – И нож у неё тоже ничего. Длинный. Так что ты к ней не лезь.

– Как скажешь, – ответил Потык. – Ты у нас воевода, тебе видней.

– Вот именно, – сказал я.

Малой помолчал, подумал и спросил:

– А если ты воевода, значит, и все бабы в походе тебе первому достаются?

– Не обязательно, – ответил я. – Нет такого закона. После боя бабу берёшь, как любую другую добычу. Берёшь жену врага, берёшь его коня, его оружие. Его детей. Всё имущество. Всё, что было его, становится твоё, и женщина тоже. Но теперь другой случай, эта девка – не добыча, не жена врага, она ничья, посторонняя, и ты её не трожь.

– Добро, – сказал Потык.

Тем временем в доме загремела посуда. Мы переглянулись.

– Жрать, наверно, не дадут, – грустно предположил Потык.

– Дадут, – сказал я. – Старуха обязана. Договор есть. Один раз она кормит на пути туда, и один раз – обратно. И ещё баню должна истопить, между прочим.

– Нет уж, – пробормотал Потык. – Обойдусь без бани.

– Боишься?

– Есть немного, – сказал Потык. – Ведьма всё-таки.

Тороп снял с рогатины свою рубаху, вывернул наизнанку и снова повесил, подняв повыше над костром, чтоб огонь не подпалил края.

– Если волхвы берут тебя в ученики, – сказал он, – значит, ты не должен бояться ни колдовства, ни ведовства. Иначе какой из тебя волхв?

– Ну, не боюсь, – поправился Потык. – Удивляюсь. Вы её посох видели?

– Посох как посох, – сказал я. – Великанья кость. До змея дойдём – там таких костей будет целая гора. Захочешь – выберешь любую.

Солнце опустилось на еловые вершины, застряло в них, как репей в волосах, и вот – совсем ушло. Ночная тень поползла от подножия ведьминого холма выше и выше, – наконец, накрыв и нас троих; мы придвинулись ближе к огню.

– Говорят, там не только кости, – сказал Потык. – Ещё оружие лежит всякое, брошенное.

– Есть оружие, – сказал я. – Только всё старое. Негодное. И вдобавок в землю втоптано. Змей-то на одном месте не сидит, он кругами ползает.

Из щели под дверью избы показался свет: внутри зажгли лучины.

– Если что, – сказал Тороп, – у меня орехи есть. И мёд. Хотите?

– Прибереги, – ответил я. – Неизвестно, сколько мы у тына просидим. Может, за один день не управимся.

Оба моих товарища явно изнывали от голода: обычные мирные мужики, не привыкшие к походам.