Сергей Носов - Закрытие темы [сборник]

– Идите-ка лучше домой со своим ревматизмом, – сказал Сергей Филиппович громко, настолько громко, что сам испугался.

Девочка-пассажирка, хотевшая было протянуть Сергею Филипповичу талон для компостирования, резко отдёрнула руку.

Сергей Филиппович отвернулся к окну. С тем же Юрой как получилось. Вчера этот Юра устроил пьянку в гостинице. Их четверо в номере – Сергей Филиппович, Юра-снабженец, Худяков-толкач и ещё один старлей, тоже по снабженческой линии. Люди как люди, хорошие люди. Жили душа в душу, беседы вели интеллигентные, а вчера как шлея под хвост, как очумели, с чего – непонятно. Купили они коньяк, те трое, а коньяк дорогой – «Юбилейный», и решили нарезаться. Это в середине недели. В среду. Когда, можно сказать, месячник трезвости в самом разгаре. Решили нарезаться… Консервы открыли рыбные, сало достали, хлеб, огурцы, и понеслось-поехало! Сергей Филиппович отказался, конечно, хотя его тоже звали, он даже и смотреть не стал, ушёл вон из гостиницы. Сначала Сергей Филиппович погулял под окнами, где калина растёт, потом отправился к пустырю, здесь близко, такой пустырь несусветных размеров, но о нём речь потом, когда трамвай доедет. А тогда Сергей Филиппович всё равно до пустыря не дошёл, только что дождь кончился и была изумительная радуга – двойная! – Сергей Филиппович полюбовался ею. Повернул на речку, сходил, посмотрел, что там, видел, как бабы бельё полощут. Когда возвратился назад в номер, на столе стояла уже другая бутылка и ещё третья, с чем-то противозаконным. А кроме того, сидели за столом две откуда-то взявшиеся особы (должно быть, Юра достал), очень подозрительные в своей накрашенности и уже под хмельком. Одна была рыжая, как ведьма (рыжая ведьма!), а другая – та, «чернявенькая». Эти, значит, особы вели себя крайне заносчиво, они курили не переставая, хохотали возбуждённо-порывисто и, что совсем некрасиво, громко выражались, ничуть мужиков не стесняясь и, в частности, Сергея Филипповича, в адрес которого даже какие-то шуточки себе позволили, когда он в комнату вошёл, но так у них это плоско, неостроумно получилось, что Сергей Филиппович ничего не понял. Он сел на кровать и стал читать про чёрные дыры в «Науке и жизни». А те веселились. А он читал. Те и не думали прекращать веселиться. Тогда он встал и опять ушёл, на сей раз – в душевую. Обычно её закрывают в одиннадцать, он располагал тридцатью минутами. Сергей Филиппович стоял под душем, чего-то не понимая, мылся, мысля, то есть думая, а как помылся, надел, домыслив, тренировочный костюм и опять в номер. Там дым коромыслом. Не снимая треники, Сергей Филиппович залез под одеяло, закрыл глаза, тяжело вздохнул, придал лицу выражение порицания и пролежал с этим осуждающим выражением, наверное, около часа, пока всё само собой не кончилось. А кончилось всё быстро, в один момент, они просто сорвались и умчались куда-то, впрочем, надо должное им отдать, не позабыли свет за собой выключить. Сергей Филиппович стал засыпать потихонечку. Вдруг расталкивает его внезапно возвратившийся Юра. Почему-то обращаясь на «ты» к Сергею Филипповичу, он говорит: «Слышь, Сергей Филипыч, у нас это… клюшки останутся, ты бы к стенке отвернулся, что ли, а то не того это, спи, спи, Сергей Филипыч…» По-видимому, ответное бормотание спросонок мало напоминало протест, потому что Юра тут же захотел ещё большего: «Я у тебя, Сергей Филипыч, возьму тапочки, лады?» И что совсем непонятно: послать куда Юру подальше Сергей Филиппович почему-то не нашёлся, и так всё сложилось удивительно, что, не найдясь послать Юру, Сергей Филиппович благословил его как бы чёрт знает на что. Юра ушёл сам. И больше не возвращался. И никто не возвращался, что-то изменилось в их планах (ну да, они же к Зинке поехали, к «чернявенькой»), а Сергей Филиппович всю ночь не мог уснуть, ворочался, ждал нашествие. Когда перестал ждать, заставить себя уснуть сил уже не было.

Да и где силы-то взять, когда такая уступчивость в тебе, такая податливость? Откуда они: уступчивость эта, податливость? И зачем они есть, эти качества? И что за морока жить с ними?

Да разве так можно?

Был такой Морозов у них, инженер по технике безопасности, славный парень, прошлой осенью уволился, так он что отколол, этот Морозов? Стоял в очереди как все с подносом, а когда пришла пора руку протянуть за гороховым супом, вдруг как треснет подносом по железяке, на которую подносы ставятся: «Долго ли вы нас говном кормить будете?» Так все и ахнули, и с той стороны, и с этой. Стали Морозова к порядку призывать, на место ставить, укорять за грубость, в конце концов урезонили, он даже, говорят, извиняться потом ходил, и на собрании ему указали строго, что гласность – это совсем не безответственность, как он, должно быть, решил, а наоборот, ответственность, и всем надо сделать выводы. Но вот что стал Сергей Филиппович замечать после того случая: если поджарку дают, то Морозову попостнее, если ветчину в борщ добавляют, то не жир один Морозову, а даже так, что вроде и есть можно.