Ему ничего не снится. Наступает утро.
Утром Ласточку будят. Он ещё не понял, где он и что его будят, но понимает, что день будет солнечный – так ярко в глазах.
– Вставайте, Виктор Сергеевич, вставайте. Вы что дверь не закрываете?
Их двое. Первого он признаёт по известной ему примете – глубокому шраму ещё, как он слышал, с Гражданской. Это председатель колхоза товарищ Шамякин, тот самый. Второй стоит за спиной у первого.
– Виктор Сергеевич, простите, что так оно получилось. Вам если справку, не знаю, или что надо куда, то мы пожалоста…
– Куда ж ему справка, – говорит второй, стоящий за спиной Шамякина, – там знают…
– Что знают? – не понимает Ласточка.
– Беда у нас, Виктор Сергеевич, вы извините, что я вчера… не до вас было.
– Что было?
– Радостный околел.
– Как околел? Когда?
– Дак я говорю, вчерась околел. Вот Савченко, ветеринар, я не представил…
– Вы как приехали, – говорит ветеринар, выступая из-за спины Шамякина, – как приехали, уже он, ясно всё, думали… Думали к полудню, а тут до ночи… Ну, разберёмся.
– Разберёмся, разберёмся, не думайте. – И оба глядят на Ласточку, ожидая от него каких-то решительных действий.
Решительно Ласточка не понимает, что делать. Он приподнимается слегка на кровати, но свесить голые ноги вниз кажется ему неприличным. В комнату ворвалась муха через открытую дверь и ударилась лбом о стекло. Он спрашивает лишь бы спросить:
– Сап, наверное? (Другие болезни на ум не приходят.)
– Откуль сап-то у свиньи? То ж лошадиное…
– А что, им и люди болеют.
– Не, лошадиное…
– Болеют, болеют, я читал.
– Крайне редко. Это когда в лимфу попадёт… когда в лимфу через оболочку слизистую… В моей практике…
– Подожди ты с практикой, – перебил ветеринара Шамякин. – Я, Виктор Сергеевич, вам о чём? Я вам о том, не вовремя вы к нам приехали. Вы уж извините нас. Вы бы обратно, а? Зачем вам тут, а?…
– Так мне… с Быстровой надо, я с Быстровой должен, с Антониной…
– Беда, Виктор Сергеевич, беда у нас. Племенной хряк… лучший в области… на него заявка утверждена, в Москву, на хряка-то нашего… К нам, знаете, уполномоченный выехал, такое дело, Виктор Сергеевич, а?
– Да-да, – говорит Ласточка, – такое дело.
– Пожалоста. Тут машина стоит, акурат к поезду будет… Поспеете. Не до вас, честное слово, не до вас, вы уж не обессудьте… пожалоста…
Облако.
Облако, оно плывёт над дорогой. А верно: день будет солнечным. Сразу за хлебопекарней растёт липа, вся она в жёлтую крапинку, она зацветает. Ласточку то качает, то бросает из стороны в сторону, рядом сидящий водитель, такой же молодой, как Ласточка, ругает колдобины. Потом водитель молчит. И Ласточка тоже молчит. Едут молча.
До станции уже совсем немного, и тут Виктор Сергеевич вспоминает про свой блокнот. Блокнот остался там, на столе, рядом с открытой Библией для детей. Теперь кто-то прочтёт обязательно про хряка Радостного. И прочтёт записи по свиноводству. А на другой странице – про чудо о свиньях. От одной этой мысли Ласточке становится не по себе, ему становится стыдно, что ли. Краснея, он чего-то пугается, наверное, своего стыда, потому что не знает, почему так становится стыдно.
Через минуту, впрочем, им овладевают другие чувства, другие предчувствия – более необъяснимые и неясные.
1987
Примечательной особенностью города Д. является его вытянутость вдоль трамвайной линии. Точнее сказать, это трамвайная линия протянулась через весь город, а сам-то город Д. вытянулся вдоль одноимённой реки с крутым правым берегом, весьма живописным. Как бы ни был крут берег и живописен, образ города в сознании Сергея Филипповича совместился отнюдь не с ним, и не с рекой, собственно, и не с колокольней, уцелевшей на той стороне, и не с чем-нибудь вообще достопримечательным, а с чем-то таким тягомотным, грохочущим – с как бы, что ли, трамваем.
Единственный трамвайный маршрут (стало быть, маршрут номер один) пролегает через два важнейших для Сергея Филипповича пункта – А и Б. Первый есть не что иное, как завод имени Вили Мюнценберга, куда Сергей Филиппович ежегодно командируется по служебной своей необходимости, другой – ведомственная гостиница, где он останавливается по необходимости житейской. Завод и гостиница разнесены по разным концам города, никто не знает, почему так получилось, но так получилось, так сложилось исторически, и теперь должен Сергей Филиппович дважды на дню – это сорок минут туда и сорок обратно – сидеть, а чаще стоять в трамвае.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу