Сергей Шустов - Бах

В финале козаковской постановки величественный, но уже со следами одряхления Гендель (Михаил Козаков), примирившийся, в порыве откровения, поднимая «за друга Баха» бокал вина, произносит: «Зови меня просто — Георг!». И старый Бах со слезящимися глазами (Евгений Стеблов) вторит ему: «А ты меня — просто Иоганн!» И они обнимают друг друга. Допускает ли история, что именно так и должно было случиться?

Когда я умру, а это, несомненно, произойдет, так как весь мой жизненный опыт говорит в пользу именно такого развития событий; так вот, когда я умру, я хотел бы, чтобы рядом звучала музыка Баха.

Как сделать таким образом, чтобы она звучала? Ведь в моем мозгу, несомненно, отключающемся одновременно вместе с бренной оболочкой, музыка уже звучать не сможет! А именно такой вариант — внутреннего музыкального сопровождения погребального ритуала — меня бы устраивал прежде всего.

Другой вариант — попросить друзей и родных исполнить эту «прощальную» просьбу умирающего. Но это будет внешняя музыка, к которой я не буду иметь уже никакого отношения. Я буду уже вне ее!

Зачем мне это нужно? Разве люди, погребение которых идет под традиционного Шопена, нежно любили его музыку при жизни? Ведь это всего лишь ритуал. Какая, по большому счету, разница — какие звуки будет исторгать скрипка ли, орган, баян или бубен над свеженасыпанным холмиком? Не есть ли это одна из игр, в которые давным-давно, с незапамятных времен с азартом, волнением, со слезами, наконец, играют люди? (Кстати, подумалось, а в других странах хоронят тоже под Шопена? Например, в Эфиопии?).

Зачем вообще нужна музыка при столь печальных событиях? Смягчить их? Придать им торжественности? Приобщить собравшихся к некоему единому действу, погрузить в одну ауру, повергнуть в единовременный ступор?

Кому, собственно, нужна музыка: покойнику или оставшимся после него близким? Кто переживет и испытает катарсис от печали сверкающих валторн и ударов медных тарелок?

Говорят, что в конце жизни человек примиряется с неизбежностью смерти. Что так задумано природой. И что мудрость, появляющаяся исключительно только с возрастом, как раз и является тем приобретаемым свойством, которое ответственно в том числе и за спокойное принятие смерти. У всех ли людей так? Думаю, что нет. Как быть тем, у кого оно так и не появилось? Стенать, биться в истерике, представляя неумолимый ужас полного забвения? Мне же кажется, что только музыка Баха может легко, «играючи» примирить нас с мыслью о неотвратимости кончины. И именно поэтому, интуитивно ощущая ее особое свойство, многие называют музыку Баха мудрой.

Я верю, что человек после своей кончины превращается в музыку. Она неслышна для многих. Но она есть. И этой музыкой ушедших с земли людей наполнен весь космический эфир. Эта музыка разная. Она достается человеку, возможно, по его желанию, а, может быть, случайно, вопреки…

Именно в виде музыки — простенькой мелодии, громового раската литавр, органного хорала или песни — пролетает душа ушедшего в последний раз над землей. Перед тем, как унестись в бездны Вселенной. Эта вереница звуков, напоминающая птиц, летит над горами и долинами прекрасной планеты, заглядывая в глаза озерам и стараясь запомнить лица остающихся на земле людей…

Я бы страстно желал пролететь над Землей в последнем неспешном полете виолончельной сюитой Баха.

Все-таки синтезатор — отличнейшая, доложу вам, вещь! Молодцы японцы! Затолкал 8 батареек ему в утробу — и катись с ним под мышкой куда хочешь! Хоть на озеро иди, хоть в лес, хоть по деревне главной улицей. Сел там в любое приглянувшееся место, хоть на пенек, хоть на завалинку — и заиграл, аки древний Боян на гуслях. Положив японскую чудо-машинку фирмы Ямаха себе на коленки! А она, матушка, и гармошку сможет изобразить (на радость деревенским обывателям), и скрипку, а, ежели приспичит, и сам орган! Его, правда, очень уж собаки и кошки пугаются. А также куры. Если близко рядом случайно окажутся.

Поэтому — пойду-ка я на озеро. Тем более, что и вечереет уже. А в светлых сумерках играть на органе — самое блаженство. Прямо так и сливаешься с природой! Пока совсем не сольешься. Когда солнце сядет за дальний лес. В кромешной тьме светить синтезатором неудобно. Хотя у него тоже всякие огонечки имеются. Тогда нужно доставать фонарь. И — топать обратно. На дачу. Ближе к свету. Все-таки электричество — отличнейшая, доложу вам, вещь! Молодцы… А, кстати, кто его изобрел?!