Гынж все еще не успокоился. Он ерзал на своем месте и все наклонялся ко мне, как будто собираясь сообщить что-то важное, но не решался. Мнение Гынжа было мне ясно. Я спросил нашего шофера:
— Как ты думаешь, Негуц сказал правду?
— Он говорил всякое. Про что вы спрашиваете?
— Ну хотя бы про семнадцать подбитых танков. Это правда?
— Да, это он не выдумал. Многие уже не раз слышали эту историю.
— А вам случалось покидать горящий танк?
— Случалось. Правда, не семнадцать раз. Мой танк подбивали всего только четыре раза… Три раза его подбивали русские, а в четвертый раз — немцы.
— Почему так получилось?
— Потому что на немецком фронте я пробыл всего несколько недель. Потом меня ранило, и я оказался в госпитале, в глубоком тылу. Меня ранило в ногу, я чуть было не остался без ноги.
— А теперь все в порядке?
— Когда идет дождь, нога болит. Да и приближение холодов она тоже чувствует.
Ветер и дождь…
Ветер и дождь…
Ветер и дождь…
— Товарищ кандидат, у вас еще есть сигареты?
— Есть.
— Не забудьте и про меня, товарищ кандидат.
Я достал пачку и, разделив оставшиеся сигареты на три части, одну отдал водителю, другую Гынжу, третью оставил себе. Гынж закурил с таким видом, будто не курил уже много лет.
Выкурив первую сигарету, Гынж не утерпел и принялся за свое:
— По-моему, надо бы остановить машину, связать Негуца и отвезти его в Блажинь.
Он говорил с такой злобой, что мне стало не по себе. Я спросил:
— Уж не собираешься ли ты его прикончить?
— Уж не упрекаешь ли ты меня, товарищ кандидат, что я прикончил тех двух бандитов?
— Нет… Там были другие обстоятельства. Бандиты стреляли в нас, и ты ответил огнем. И братья Кэицэ погибли. Мне их тоже жаль. Но тут никакой вины за тобой я не вижу. Но Негуц-то при чем? Чем провинился Негуц? Что он сделал противозаконного?
Гынж повернулся ко мне и, глядя мне в глаза, сказал:
— Чем провинился Негуц? А вот давайте остановимся и обыщем его грузовик. Тогда вы убедитесь, что я прав, и сразу поймете, в чем провинился Негуц. Увидите, что у него в машине, так небось перекреститесь…
Я попробовал отделаться шуткой:
— Вряд ли я стану креститься. Давненько я уже не крестился.
Дорога свернула в лес.
Гынж продолжал упорствовать:
— Сейчас самое время остановить грузовик. Здесь самое подходящее место для обыска. Вот здесь нам и надо обыскать грузовик господина Негуца.
— Потерпи. С таким же успехом мы можем обыскать грузовик и в Блажини. Хотя, если говорить правду, у нас нет на это никакого права…
— Как будто в этом дело! Сейчас важнее другое: не дать врагу действовать. Старые порядки умерли, а новых еще нет. Сейчас надо глядеть в оба!
Это было справедливо. Гынж был совсем не такой простак, каким казался с первого взгляда. Он много поездил по стране, много пережил. Видно, он не зря так твердо стоял на своем.
Мотор продолжал тарахтеть, ветер все свистел, а мы все спорили и курили. Когда мы выкурили свои сигареты, наш водитель вдруг обернулся к нам и спокойно сообщил, что позади нас уже нет никакой машины.
— А грузовик Негуца?
— О нем-то я и говорю. Грузовик исчез.
— Давно?
— Эдак с полчаса назад, не больше.
— Почему ты нам сразу не сказал?
— Уж больно вы были увлечены своим разговором. Мне не хотелось вас прерывать.
Хотя в создавшейся ситуации вовсе не было ничего смешного, я не удержался и захохотал. Это окончательно взорвало Гынжа:
— Остановись! Эй, ты!.. Слышишь? Остановись и поверни назад.
Шофер Динка остановил машину. Мотор заглох. Мы прислушались, но ничего, кроме завывания ветра, не услышали. Водитель спросил:
— Поворачивать?
— Да, — решительно сказал я.
Гынж был очень доволен моим ответом.
— Вот теперь вы увидите, что за человек этот Негуц… Своими глазами увидите, кто был прав.
Шофер развернулся, и мы поехали обратно.
Минут через двадцать мы увидели грузовик. У него лопнула шина, и шофер ее уже почти починил. Когда мы подъехали, он устанавливал колесо и готовился продолжать свой путь. Гынж был явно разочарован. Он успел шепнуть мне на ухо:
— А я думал, что он сбежал…
Я сказал Негуцу:
— Поезжай вперед. Если что случится, мы поможем.
— Спасибо, — сказал Негуц. — А то моя повозка дышит на ладан.
Он включил мотор. Мы ехали за ним шагах в пятидесяти. Гынж насупился и молчал. Я протянул ему сигарету из моей доли.
Дождь усилился. Ветер тоже стал сильнее. Скоро лес кончился, дорога пошла между рыжими голыми полями. Гынж докурил свою сигарету и мрачно жевал окурок. Вдруг он обернулся ко мне и сказал:
Читать дальше