Захария Станку - Ветер и дождь

Справа и слева от дороги простирались голые поля, лишь кое-где торчали кустарники. За полями виднелись невысокие холмы, покрытые мелкие лесом. Стреляли, как видно, из-за кустарника. Но откуда именно, было трудно определить. Отвечать на стрельбу пока не имело смысла. Водитель вынул револьвер и хотел сделать несколько выстрелов «для острастки». Но Гынж его остановил:

— Ты только выдашь, где мы находимся. Может, у них тоже есть гранаты, тогда нам несдобровать.

— Что же нам делать? — спросил шофер. — Так и будем здесь торчать в грязи и ждать? Чего ждать? Мы же не каменные…

— Придется торчать здесь до тех пор, пока на шоссе не появится какая-нибудь машина. Или пока мы не убедимся, что они оставили нас в покое.

— А ты думаешь, они оставят нас в покое?

— Я ничего не думаю. Я буду ждать и действовать до обстоятельствам.

Мы решили рассредоточиться. Я пополз в одну сторону, водитель — в другую. Гынж, оставшийся на прежнем месте, снял свою кушму и осторожно высунул ее из кювета. Почти одновременно раздалось два выстрела. Теперь мы видели, откуда стреляют, и засекли место. Гынж снова лег на дно кювета, вынул из своего мешка гранату, снял чеку и бросил гранату в сторону стрелявших. Раздался взрыв, и до нас донесся стон. Впрочем, мы не были вполне в этом уверены. Но, когда дым рассеялся, мы увидели трех людей с винтовками. Они бежали в сторону ближайшего леса, бежали зигзагами, как полагается при перебежках под огнем. Как видно, служба в армии для них не прошла даром. Наш водитель тут же выстрелил, но убегавшие были уже на расстоянии, недосягаемом для револьверного выстрела. Добежав до первого укрытия, они снова залегли и открыли огонь. По команде Гынжа мы приникли к земле, и пули пролетели над нашими головами, никого не задев.

На всякий случай мы решили все-таки прочесать тот кустарник, откуда они стреляли в первый раз. Это было правильное решение, потому что мы обнаружили там двух человек, задетых разрывом гранаты. У одного была страшная рана на шее, другому осколки угодили в живот. Один был мертв, другой еле дышал, но и он был безнадежен. Мы обыскали их. Документов у них не было, но у обоих были деньги. Гынж сказал:

— Ясное дело: бандиты. Судя по одежде, они из Верхней Молдовы. Оружие возьмем себе, а деньги сдадим властям. Пока за ними не приедет кто-нибудь из Телиу, пусть остаются здесь. Теперь им уже никто не может причинить никакого зла…

Мы оставили их в кустарнике. Ветер крепчал. Начал накрапывать дождь. Мы вернулись к машине, и водитель стал осматривать простреленные шины.

— Запасных колес у меня нет, — сказал он, — но есть несколько кусочков резины и клей. Надеюсь, мне удастся как-нибудь залатать их. Есть и насос. Может, за час управимся.

Дождь накрапывал все сильнее, и я еще раз порадовался, что у меня есть кожаный плащ и сапоги на толстой подошве. Мой спутник Гынж тоже был хорошо защищен от дождя: армяк из толстого сукна, кушма из овечьего меха и прочные сапоги. Такие же, как у меня. Он спрятал мешочек с гранатами в машину и подошел ко мне.

— Эти бандиты вполне могли нас прикончить. Как пить дать. Смешно, верно?

Но я не находил в этом ничего смешного. Однако Гынж сказал это так весело, что заставил меня рассмеяться.

— Конечно, могли бы. Когда мы выскочили из машины, вот тогда все и решилось: их смерть и наша жизнь.

— А кто же так решил?

— Судьба, — сказал я. — Кто ж еще?

— Значит, ты веришь в судьбу? Но ведь ты коммунист! И все-таки веришь в судьбу?

— А почему бы и нет?

— Мы слышали, что коммунисты не верят ни в судьбу, ни в бога, ни в любовь…

— В бога точно — не верят. Но при чем тут любовь?

Я рассмеялся.

Рассмеялся и Гынж:

— Если бы эти бандиты пристрелили нас, мы бы уже не вели сейчас этот разговор. Все вопросы о боге и о судьбе разрешились бы на практике… Давай-ка лучше закурим. С самого отъезда меня дразнит запах табака. Чую, что у тебя в кармане настоящие сигареты.

Ветер мешал закурить, и мы зашли за кузов машины. Ветер и дождь гасили и спички и сигареты. Но наш шофер не боялся ни ветра, ни дождя. Он расселся посреди дороги со всеми своими инструментами и спокойно, неторопливо делал свое дело. Он насквозь промок, весь был облеплен грязью, непрестанно ругался, но упорно продолжал чинить шины.

— Почему ты проклинаешь дождь? — спросил Гынж шофера. — Лучше б ты проклинал бандитов, которые в нас стреляли!

— Они уже мертвы. А с мертвыми у меня нет никаких счетов. Мертвых проклинать нельзя.