Захария Станку - Ветер и дождь

Народный фронт… Народный фронт…

Гражданская война, начавшаяся в Испании, накалила обстановку и в Бухаресте. Наши фашисты радовались победам испанских фашистов. Мы радовались победам Народного фронта. Печать резко разделилась на два лагеря: правые и левые. Те, кто считал себя левым, пытались вдохнуть надежду в сердца людей, верящих в свободу и демократию. Мы разоблачили фашистов, но они становились все наглее, все увереннее в своих силах. Правые усиливали атаки против левых, превозносили фалангу и Франко.

Много моих друзей и знакомых уехали в Испанию сражаться за республику. Другие, которые тоже некогда были моими друзьями, но с которыми я разошелся, уехали в Испанию, чтобы сражаться за фалангу или, как они выражались, за Христа и святой крест. В то лето — это было лето 1937 года — я выпускал ежедневную газету, много писавшую об испанских событиях. Я пытался доказать, что за спиной испанских фалангистов стоят итальянские и немецкие фашисты. Но цензура уродовала мои статьи. Я протестовал, а начальник цензуры делал мне выговор за выговором:

— Какое тебе дело до Испании? Что у тебя общего с Испанией? Зачем ты уделяешь так много внимания испанским событиям? Наше правительство уже признало генерала Франко. Официально об этом еще не объявлено, но это вопрос дней.

Наши фашисты послали в Испанию группу из девяти человек: они должны были сражаться за Франко. В первом же бою двое из девяти погибли. И тогда руководство «Железной гвардии» устроило грандиозный пропагандистский парад. Тела убитых везли через всю Европу, привезли в Бухарест и похоронили с военными почестями. Правительство разрешило устроить траурные митинги по всей стране. Татареску разрешал фашистам все.

Много румынских коммунистов пало в боях за республиканскую Испанию. Их имена так и остались неизвестными в Румынии, об их смерти знала только Румынская коммунистическая партия. Тела румынских коммунистов остались в испанской земле. Остальные, те, кто выжил, продолжали сражаться вплоть до горестного конца. Все это, конечно, страшно печалило нас. Но в политике чувства не важны. Важны только действия.

С помощью Гитлера и Муссолини и не без попустительства многих так называемых демократов Франко победил. Фашисты стали хозяевами Испании.

Испанское лето! То далекое, незабываемое, радостное и вместе с тем горестное испанское лето… Лето любви и ненависти… Лето испытаний и страсти… Все прошло. Все развеялось как дым… Остались только воспоминания…

Официант открыл бутылку шампанского, заказанного клиентами одного из соседних столиков. Пушечный удар вылетевшей пробки вернул меня к реальности. Я поблагодарил женщину за ее деликатное молчание. Взглянув на ее тонкие и бледные руки, я заметил, что пальцы покрыты ссадинами, кончики их — красные… Заметив мой взгляд, она объяснила:

— Это из-за стирки…

— Какой стирки?

— Обыкновенной. Сеньор Алонсо говорит, что мы мало зарабатываем по ночам. Вот он и заставляет нас днем работать — стирать белье, убирать зал… что придется…

— Но я вижу, клиентов здесь хватает. Зал переполнен.

— Да, место новое… Но долго ли оно продержится? Каждый вечер его могут прикрыть.

— Кто?

— Те же, кто прикрыл заведение, в котором я работала раньше.

Пока женщина рассказывала мне о своей невеселой жизни, о гибели мужа на фронте и о том, как она вынуждена была заняться нынешним «ремеслом», сеньор Алонсо все поглядывал на меня и, вероятно, никак не мог вспомнить, откуда он меня знает. Я тоже смотрел на него, на его характерное грубое лицо, напоминающее лица гангстеров из голливудских кинофильмов, и мне казалось, что я снова попал под власть старых, никому не нужных воспоминаний, тягостных ассоциаций, часто повторяющихся снов. Я боялся, что мне опять может присниться лагерь у подножия гор, неподалеку от Тыргу-Жиу, концентрационный лагерь со всеми его обитателями, с его странной фауной, отражавшей, как в зеркале, румынское общество, то самое общество, которое мы надеялись похоронить навсегда… Пока я об этом думал, лицо сеньора Алонсо внезапно прояснилось — его наконец осенило, он тоже вспомнил… Широко улыбаясь, он немедленно встал из-за стола и, захватив с собой стул, подошел к моему столику.

— Вот нам и довелось снова встретиться, — сказал он с улыбкой. — Вы рады?

Я тоже улыбнулся и ответил:

— Разумеется. Я очень рад.

Он пожал мне руку, а потом, не спрашивая разрешения, поставил свой стул рядом с моим и сел за стол. Он был у себя дома.