К тому времени, когда добрались до Холхема, туман стал рассеиваться. По глазам били солнечные блики от крохотных окошек в приземистых домах, что тянулись рядами в сторону побережья; кремни, точно бриллианты, сверкнули в стене церкви с округлой колокольней, мимо которой вела дорога.
— Сверни здесь, — велела Сандра, ткнув пальцем. Джулиан послушался, и машина покатила меж высоких живых изгородей, оставив позади панораму ветряных мельниц и амбаров с красными крышами. Дорога постепенно сужалась. — Я живу чуть дальше. Зайти не хочешь? Могу налить тебе чаю…
Машина подпрыгнула на ухабе.
— Мама говорит, что мы живем на передовом холме Норфолка. Все, приехали.
Джулиан затормозил у скопища невысоких построек, обращенных дверями внутрь двора для лучшей защиты от ветра. У стены с навесом росла груша, в пруду плескались гуси, огород прятался за самодельной ветрозащитой. Кособокий курятник, старая повозка у забора, а у входной двери дома — тачка, наполненная чем-то, чего было не разглядеть под куском полиэтилена.
Выбрались из машины. Из дома вышла женщина.
— Это моя мама, — сказала Сандра.
Миссис Гласс была выше дочери и вовсе не выглядела старой, несмотря на джинсы в заплатках и на два свитера, надетых друг на друга (край нижнего торчал из-под края верхнего). Волосы у нее тоже были рыжие, длиннее, чем у Сандры, и прибранные заколками. Когда она повернулась, приглашая гостя в дом, Джулиан заметил, что часть прядей выбилась и падает ей на плечи. Не в первый раз он мысленно подивился тому, как его матери удается сотворять из своих волос затейливые конструкции, долго сохранявшие форму и порядок, до последнего завитка. Должно быть, это особое искусство.
Похоже, миссис Гласс недавно возилась в огороде, о чем свидетельствовали грязные резиновые боты у двери. За дверью находилась просторная прихожая, продуваемая сквозняками; на полу циновки, у стен скопище темной мебели.
— Вроде не из тех байкеров, — проговорила миссис Гласс. — Заходите. Чайник только что вскипел.
Джулиан прошел за хозяйкой дома на кухню. Там тоже было просторно, но светло, а под ногами лежала плитка. Два высоких стула занимали позиции рядом со старомодной плитой, у которой сушились на веревках какие-то вещи. Пахло горящим деревом и мокрой шерстью. Миссис Гласс отодвинула сохнущую одежду в сторону и ногой в рыбацком носке ловко вытянула из-за плиты третий стул.
— Где ты его отыскала, Сандра?
Не дожидаясь ответа, она вручила Джулиану кружку. Сахар уже был насыпан и размешан. Джулиан растерялся, не зная, что сказать. Миссис Гласс не стала заводить светских бесед и не пожелала уточнить, где пропадала ее дочь. Он сидел спиной к входной двери и смотрел, как меркнет свет. Сквозь арочный дверной проем напротив был виден двор с маленькой маслодельней — узкие оконца, массивные каменные стены. Ощутив сквозняк, миссис Гласс встала и закрыла дверь. Джулиан отвел взгляд, скрывая от женщины свое желание попасть в маслодельню, провести пальцами по холодным изгибам стен, которые цветом и фактурой напоминали церковные.
Попрощавшись и отъезжая, он заметил теплицу с расшатанными рамами и ворота, слетевшие с петель. Захотелось остановиться, вернуться, предложить свою помощь. Но он твердо сказал себе — нельзя просить людей полагаться на тебя, если тебе предстоит уехать в конце лета. До октября времени всего ничего, приятель; ты просто не успеешь произвести хорошее впечатление. Зато сердце себе разобьешь.
После того случая Джулиан не виделся с Сандрой несколько недель. Но в июне, в солнечный и ветреный день, возвращаясь от приятеля из Ханстэнтона, он увидел у обочины двух женщины, продававших овощи с трехногого столика. Узнал их сразу, по белым лицам и длинным, развевавшимся на ветру шарфам. Затормозил и выскочил из машины.
— А, Джулиан, привет, — поздоровалась миссис Гласс. На поясе у нее, как у рыночной торговки, висел кошелек с деньгами. Сандра, надвинувшая матерчатую шляпу по самые брови, робко улыбнулась.
— Скоро поспеет клубника, — продолжила миссис Гласс. — Ее народ быстро раскупит.
— Много покупателей-то?
— Все больше проезжие, — ответила миссис Гласс. — Гольфисты всякие, что домой возвращаются; у нас тут полно площадок. — Ветер словно вырывал слова у нее изо рта. — В сезон мы торгуем наборами: чистим овощи, режем морковки и все такое, потом пакуем в целлофановые мешки и продаем. Если не берут, приходится есть самим. Еще я выращиваю критмум, правда, мало кто знает, что он съедобный. Под настроение печем хлеб, если плита не дурит. Я научилась по книжкам выпекать фигурный хлеб. Умею печь плетенки, пшеничные булки, всяких доисторических монстров, лягушек и крокодилов. Крокодилы идут лучше всего, народ восхищается, а всего-то и нужно, что взять форму, залить тестом да запечь.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу