Ольга Рыкова - Я объявляю Джихад…

— Аллё?

Словно груз в тысячи тон упал с его слабых плеч. Невероятное облегчение, как у бурлака, снявшего лямку.

— Аллё, где вы? Где вы? Почему Ольга не берет трубку? — орет он в телефон.

— Мам на, тут Гаспар чего-то орет на меня. Я не понимаю, — говорит мне Даша, протягивая свой телефон.

— Аллё, Игорь?

— Аллё, где вы? ГДЕ, мать твою, вы?

Я огляделась по сторонам:

— Мы на Риволи, гуляем, почти дошли уже до станции метро Шатле, собираемся обратно ехать. А чего ты орешь? Ты же сказал, что будешь поздно, мы в Лувре были.

— Стойте там! Стойте на месте! Никуда не двигайтесь, я сейчас за вами приеду, — орал на меня в трубку Игорь.

— Мам, что случилось?

— Не знаю, — ответила я озадаченно.

— Мам, он сказал, что ты трубку не берешь.

— Я не слышала, чтобы он звонил. — Я полезла в сумку и поняла, что телефона в ней нет. — Забыла, наверное, в номере, — неуверенно сама себе сказала я.

Дорогая спортивная машина с нескольких раз развернулась в пробке, зацепив два других автомобиля, понеслась в обратном направлении.

Мы стояли у магазина «Foot Locker» недалеко от входа к метро, когда Гарик в немецкой форме подбежал к нам, прохожие оглядывались на него.

— Ты что трубку не берешь! — накинулся он сразу на меня. — Ты что! По всему Парижу террористы! Взрывают и расстреливают кафе с людьми! Весь интернет гудит! Вся полиция на ушах! — Он орал, а я, не понимая, оглядывалась по сторонам, все спокойно, люди гуляют, пятничный вечер. Только за исключением фашиста, орущего на женщину с девочкой-подростком.

— Я, наверное, забыла телефон в номере, — пропищала я.

— Забыла телефон? Забыла? Какой надо быть идиоткой, чтобы забыть телефон! Что ты за дура-то такая! — Игорь, весь красный, выкатив глаза, уставился на меня.

Слезы подступили. «Лишь бы не расплакаться, только не расплакаться!» — твердила я сама себе.

Кровь предательски брызнула из носа. Люди смотрели на нас. Я зажала одной рукой нос, другой, перепачкав всю сумку, полезла за платком. Достав из сумки платок Гарика, прижала его к лицу. Игорь сел на корточки и взялся за голову.

— Прости меня, — сказал он очень тихо.

Мы сели в машину, я так и ехала с платком, прижатым к носу.

— Куда мы едем?

— Ко мне. Ваш район весь оцеплен, туда не пробиться.

— Там Масик один, — сказала я, еще толком не осознав, что происходит. Осознание пришло намного позже. — Игорь, какое кафе расстреляли в нашем районе?

— Не знаю, дома посмотрим.

Дарья сидела сзади, вжавшись в кресло, про Саске она даже не вспомнила.

Мы поднялись на второй этаж дома по набережной де Гран Огюстен. Большие тяжелые двери открылись в небольшую уютную квартиру. Зал, маленькая кухонька, в которой никто никогда не готовил, на стенах картины в стиле Густава Климта, две спальни — одна малюсенькая, другая побольше, и две ванных комнаты. О такой квартире я мечтала всю жизнь. Здесь было спокойно и очень тихо.

Игорь сразу включил телевизор в зале. Я ничего не понимала из того, что говорят, я только видела картинки. Страх, смерть, кровь, паника, ужас и неприятие действительности охватило меня, как и всех людей в этом городе. В то время, когда мы гуляли по Лувру, кто-то расстреливал ни в чем не повинных людей. Картинки мелькали. Стрельба возле пиццерии «Ла Каза Ностра». Расстрел возле кафе «Ла Белль Экип». Нападение на зрителей рок-концерта в «Батаклане».

Я понимала что это не далекий Алжир и Сирия, это не неизвестная арабская весна и не далекий Нью-Йорк с его башнями-близнецами — это происходит здесь и сейчас. Это реальное время, это не фотографии отрезанных голов с членами во рту из далеких шестидесятых. Это самый прекрасный город на Земле погрузился во тьму. «Мир сдвинулся», — сказал мне в ухо Стивен Кинг. «Я знаю», — ответила ему я.

Около часа ночи почти одновременно прозвонили телефоны у Гарика и у Дарьи. Гарик разговаривал по-французски, не вставая с дивана, Даша отошла в сторонку, но я слышала ее разговор: «Да, все нормально, успокойся. Мы в безопасности. Я тоже тебя люблю, пока».

— Папа звонил, он тоже на тебя орал, сказал, что только такая ненормальная, как ты, могла забыть в номере телефон.

— Да, конечно, все на меня орут, я ненормальная, — и вдруг я разрыдалась.

Игорь и Дарья успокаивали меня, как могли, Даша обняла меня и твердила:

— Мамочка, я тебя люблю!

Гарик встал передо мной на колени, взял меня за руки, повторяя:

— Прости меня.

Я плакала не от жалости к себе, я плакала о людях, которые больше никогда не заплачут.