Ольга Рыкова - Я объявляю Джихад…

У палатки стояли двое мужчин, которых я уже видела. Так, сегодня жарко, а он опять в толстовке, южане мерзнут в этом климате, наверное. На этот раз они не ушли, а заинтересованно посмотрели на меня.

— Сава.

— Сава.

— Это Ахмад, — указал Азат на мерзляка. — Это Ибрагим, — он был моложе второго. Улыбаясь лучезарно-белозубой улыбкой, он протянул мне руку. Его рука была теплая и немного влажная, его энергетика передала мне, что он искренне рад этому рукопожатию. Он что-то сказал мне на английском, но я не поняла.

— Ольга, — представил меня им Азат.

Мужчина в толстовке на французском сказал мне что-то, типа «добро пожаловать в Париж» и что «он знает Россию»… Глаза его улыбались, рядом с этой тройкой я чувствовала себя в полной безопасности.

Я не стала им надоедать своим присутствием, они явно о чем-то не договорили.

Взяла заветный кулек и начала переходить проспект Парментье.

Слева от меня я увидела кафе с яркими прямоугольниками на фасаде. На улице стояли маленькие круглые столики, около них плетеные стулья с черными спинками. За столиками сидело несколько человек, было тихо, жарко и безмятежно. Я вдруг ощутила невыносимую жажду, перешла еще раз улицу и села за столик. Странно, вчера я не заметила этого кафе. Как можно было его не заметить?!

Ко мне быстро подошла молодая стройная девушка, у которой кожа была самого моего любимого цвета. Мне даже показалось, что от нее пахнет шоколадом. И почему-то вдруг очень захотелось потрогать ее рукой. Ее кожа завораживала меня. Там, где живу я, все белое — люди, снег, души.

Я по-английски попросила кофе с пояснением — много молока мало кофе, и бутылку воды без газа — не люблю пузырьки.

Она очень молоденькая. Красивая. Рядом с ней я почувствовала себя замухрышкой.

Чувствуя еле уловимый запах кофе из моей чашки, я погрузилась в мир созерцания. Через дорогу по стороне улицы, где был наш отель, я увидела красивый светло-бежевый дом, явно не свежей постройки. Он стоял углом и расходился на две улицы. На первом этаже был какой-то магазин, судя по картинкам, там продавали сантехнику, я туда не заходила — не знаю. На втором этаже были офисы. Выше фасад опоясывал совершенно простой, но воздушный, как кружево, чугунный литой балкон; он тянулся на две стороны, и от этого дом походил на огромный Титаник с большими окнами и цветами на маленьких литых подоконника выше этажами. В доме было шесть этажей и мансарда. Накрест от него с другой стороны стоит почти такой же дом, но он не притягивает мой взгляд. Там я вижу совсем другие эмоции. Два дома, задающие тон всей окрестности. Как я их раньше не заметила? Что-то замечаешь сразу, что-то потом, что-то не замечаешь никогда. Архитектура — это души людей, их эмоции страсть, переживание. Глядя на такие дома, я слышала смех детей, слезы неразделенной любви, боль утраты, страх и надежду! Надежду! Архитектура — она не из камня и металла, ее краеугольный камень — наши эмоции. Таких домов много в центре Санкт-Петербурга. Мне вспомнилось уютное кафе на Загородном проспекте. Я сижу, глядя в окно, люди проходят мимо, спешат. На другой стороне перекрестка старинный дом, так же, как и этот, расходящийся на две улицы, только с башенкой. Я смотрю на эту башню и придумываю в своей голове людей, которые могли когда-то там жить, кого они любили, о чем думали? Я могу часами смотреть в никуда и видеть миллиарды картинок, пролетающих в моем явно нездоровом мозгу. Мой поток мыслей прервал звук разбившейся чашки и сразу следующая за ним жуткая брань на французском языке. Из глубины кафе, находящегося в здании, выскочил вполне себе европейский мужчина невысокого роста с сильными волосатыми руками, он, вытирая руки о длинный белоснежный фартук, извергал из себя кубы воздуха, наполненного яростью и ненавистью, направленного в адрес девушки-официантки. Я обратила внимание, что в кафе, кроме меня, никого не осталось, ну правильно, я же никто, зачем на меня вообще обращать внимание — ори себе на здоровье. Мужчина в фартуке исчез так же неожиданно, как появился. Хрупкая девушка стояла возле разбитой чашки, закрыв лицо руками. Плакала тихо, беззвучно, без вздохов и всхлипываний. Просто слезы стекали через плотно сжатые ладони. Я подошла к ней, она, почувствовав это, быстро убрала руки от лица, пытаясь вытереть слезы маленьким фартуком, завязанным вокруг ее осиной талии.

— Извините, — сказала она, стараясь не смотреть на меня.

Я молча взяла ее за одну руку, а второй прижала ее к себе, она была выше меня на голову, от нее пахло мускусом, ванилью и чем-то еще вперемежку с запахом кухни, где жарили на сливочном масле. Не знаю, сколько мы так простояли, вокруг не было ни души, время остановилось, только деревья вдоль улицы успокаивающе шелестели, появился легкий ветерок. Вспомнив все, что я почерпнула из школьных уроков английского, я спросила: