Геннадий Беглов - Досье на самого себя

— Вас я буду называть на вы. Не возражаете? Мне надоели все эти «Толики», «Бобики», «Нолики»… Хочу водки.

Дядя Федя разливал водку в граненые стаканы. «Чухонец» превращал круг колбасы в гору кривых ломтей.

— За тех, кто у начальничка! — сказал тост Федя и первым опорожнил стакан.

Толик долго булькал со своей порцией, да так и не допил, поперхнувшись. Занялся колбасой.

«Чухонец» чокнулся с хозяйкой. Выпили враз.

— А вы что ж?

В ответ подкладываю первую мину.

— Красиво пьешь, чертовка.

— Ого! — присвистнул «чухонец».

— Я ее только за это и уважаю, — сказал Федя.

Не закусывая, закурил. Налил себе и ей еще.

— Давайте на брудершафт, Виктор!

Тряхнула черным волосом. Обошла стол. Руки в бедра. Качает ими.

— Возьмите меня… Я же хочу сидеть…

Подставил колени. Села. «Чухонец» подал стакан. Дзынь… стекло о стекло… рука за руку петлей… Обожгло водкой и взглядом… Закрыла глаза… И отдала рот, словно рабыня.

Кто-то аплодировал. Кажется, «чухонец». Толик вилкой отбивал на бутылке секунды.

— Мамонька! — оторвалась от меня ошалевшая. — Детей от него хочу! В уборщицы пойду! В судомойки!.. — (Она пьянела на глазах)… — Кормить буду сытно! Не надо воровать! Постелька чистая. Тепло… Кормить с ложки буду!

Она рухнула на пол, целуя мои колени.

— Ребенка хочу! Маль-чиш-ку-у!!!

— Кончай, — процедил сквозь зубы Федор.

— Отстаньте от него!.. — (В глазах злоба.) — Уйдите! — (Вцепилась в колени до боли.) — Уйдите!!!

Мелькнула рука. Хлесть!.. Галка дернулась и сползла на пол. Я поднялся.

— Брось! Зачем тебе это? Она же баба…

— Суки они все, — ответил Федя и налил себе еще.

Я отнес женщину на кровать. Носом шла кровь. Мочу полотенце под краном, снова подхожу. Но она уже крепко спит, свернувшись калачиком.

— Ладно, хватит порожняк гонять, — сказал дядя Федя. — Дело вот какое…

Вечером мне открыла Зоя.

— Здравствуй, Зайка! — сказал я весело. — А где бабуси?

— В церкви.

— А ты?

Она промолчала.

— Пойдем погуляем. На улице снежок, красиво…

— Зимы не люблю.

(Я понял почему и сменил тему.)

— Можно, я подарю тебе платье?

— Зачем?

— Чтобы носить. Ты будешь красивая.

— Ты — зверь.

— Нет! Посмотри в глаза… Видишь?

— Страдаешь… Но ты — зверь, — повторила она твердо.

Пошла к себе. Кричу вслед:

— Я куплю тебе платье, Зайка!

Повернулась и сказала жалобно, просительно:

— Не зови меня так… Не зови.

— Это же так тебе идет…

— Не надо… Не надо…

Испуганно попятилась и скрылась в своей комнате.

На многолюдной улице, рядом с кинотеатром, трое мужчин в синих халатах выносят из парадной вещи и аккуратно укладывают их на двухколесную тележку.

— Никаких перекуров, комсомольцы! — весело покрикивает старший. — Так и соревнование проиграть можно! Осторожно листочки, осторожно…

Из парадной вышел юноша с выгоревшими бровями. В руках фикус. За ним еще один с двумя чемоданами.

— Много еще там? — громко вопрошает старший, помогая взвалить цветок.

— Есть еще…

— Не разевай рот! Пошел! Пошел! У нас еще две заявки!

Тщательно увязаны вещи. Дрожит листьями фикус. Тележка трогается.

Маршрут следования тележки сложен и необъясним.

Через полчаса ее видели на Суворовском, потом, облегченная на два чемодана, она проследовала по Полтавской, где сделала минутную остановку и свернула к Невской лавре.

К кладбищу тележка подкатила совсем пустая, если не считать фикуса в кадке.

В районе заброшенных пакгаузов тележка остановилась и, скрипнув ржавыми рессорами, замерла в одиночестве.

Рядом, коченея на морозе, стоял фикус.

— Я тебе в следующий раз глаз выну! — бушует Федя. — Не дыбай по сторонам, когда работаешь!

«Чухонец» молчит виновато, косится на деньги.

Федор разглаживает каждую, кладет то сюда, то туда — в три стопки.

Я сижу на подоконнике, листаю журнал мод. Галка жарит яичницу.

— Хочу в Ялту, — неожиданно объявляет хозяйка. — Там Чехов жил.

— Толику денег не давать, — предупреждает Федор. — Не дорос цыпленок…

— Хочу в Ялту… Не слышишь, что ли?

— А в… не хочешь?

Федор назвал место, ничего общего не имеющее с географическим пунктом.

— У меня неврастения. Мне надо отдохнуть.

— Триппер у тебя, а не неврастения.

Заржал «чухонец».

— Да хватит вам, ей-богу… — вставляю я. — Озверели, что ли?

— Успел подхватить, Витек? — поясничает «чухонец».

— Легче! Легче! — рычит Федор, перехватывая мою руку.