Андрей Латыголец - «Годзилла»

— Бля, шевелись там! — покрикивал капитан.

Мы примеряли форму и берцы. Кто-то путался в одежде, не мог зашнуровать ботинки, и вся эта примерочная компания сопровождалась грубостью, которая мне, недавно бывши гражданским человеком, казалось недопустимой и приводила в оцепенение.

— Я вам сейчас мозги отбивать буду, — причитал Кабуцкий, хотя тогда я ещё не знал, что он не тронул бы нас и пальцем, однако такая армейская психологическая угроза, заставляла наши задницы пошевеливаться.

Кое-как нас экипировали и повели обратно в казарму. К сержанту Чухревичу присоединились высокий и белёсый младший сержант Дропак и низкорослый сержант Андрейчик с лицом крестьянского чухана. Они усадили нас на табуреты вдоль взлётки и принялись растолковывать, как нужно подшивать подворотнички. Я исколол себе все пальцы, пока мало-мальски пришил к своему воротнику эту белую тряпку.

— Слышь, а как у вас тут с «дедухой»? — спросил у Чухревича Дорицкий.

— Никто вас здесь трогать не будет, — ответил тот и улыбнулся. Его улыбка вселила в наши сердца надежду на спокойную службу.

— Ну, это пока не будут, — добавил сержант Андрейчик. — Пока вы все «запахи», не раступленные, всему обучаетесь, и спрос идёт с нас.

— А пока это сколько? — поинтересовался Дорицкий.

— Месяц карантина, а потом вас по ротам рассуют.

По крайней мере, это была хорошая новость. Значит одиннадцать месяцев вместо года. А это уже не так и плохо.

В десять вечера был отбой. Я лёг на свою узкую и скрипящую койку. После тяжёлого и суматошного дня спать, как не странно, не хотелось. В ушах стоял гул, в носу витал запах гуталина и сырости.

— Спите, «слоники» родные, ваших баб ебут другие, — раздался в темноте голос сержанта Чухревич, и я понял, что уж лучше бы мне поскорее заснуть, ибо подъём в шесть утра и новый армейский режим совершенно не обнадёживали.

Или карантос. Период службы длинной в месяц у каждого военнослужащего срочной службы. Период адаптации, закаливания организма, освоения элементарных приёмов строевой, распорядка дня, основ устава гарнизонной и караульной службы, и прочих казарменных традиций, как уставных, так и не совсем. В общем, как окажется впоследствии, самый лёгкий отрезок службы, во многом запоминающийся для всех бойцов, не нюхавших пороху. Именно в карантосе всем станет ясно, чем приблизительно нам придётся заниматься в этой части и как пройдёт наша дальнейшая служба.

Ночью спалось тяжело. Кости ещё не успели привыкнуть к жёсткой пружинистой койке и вместо рук подруги, меня обволакивало колючее шерстяное одеяло. Мысли были спутаны и я не помню, как провалился в тревожный, но глубокий сон. Проснулся я за долго до официального подъёма и слегка вздрогнул, увидав на соседней койке дремлющее тело. Как потом оказалось, в час ночи привезли призывников из Гродно, около двадцати человек. Я проворочался с боку на бок до шести утра, в ожидании начала армейских будней.

— Рота — подъём! — рявкнул дневальный и его противный голос разлился по всей казарме вместе с ярким светом дневного освещения.

— Форма одежды три!

Я быстро вскочил с койки, ожидая такого развёртывания событий. Бренные тела на соседних койках ленно зашевелились, не осознавая до конца, что происходит.

— Подъём, печальные! — узнал я мерзкий голос прапорщика Девьянца. — Живее подорвали свои очèла!

По ходу событий сержанты объясняли, что форма одежды три — значит, одеть штаны с кителями и тапочки. Команды поступали весьма внятно и я быстро выполнил требуемое, первым выстроившись на взлётке. Смешно было наблюдать со стороны, как остальные пацаны пробовали себя укомплектовать. Даже прибывшие из Гродно, которым ещё не успели выдать форму, едва успевали натянуть на себя гражданку. Судорожное одевание сопровождалось матом старшины и смехом сержантуры.

С горем пополам новоиспечённые бойцы выстроились вдоль взлётки, зевая и протирая осоловевшие глаза.

— Так, что тут у нас?! — завопил старшина. — Нарушитель?

Девьянец подошёл к изрядно пошатывающемуся парню.

— Ну-ка дыхни?

Парень дыхнул.

— О, боец, это залёт! Под карандаш его! Фамилия твоя!

Парень что-то промямлил.

— Вынь хуй с пасти, скажи внятно!

Залётчиком оказался Кораленко родом из Могилева.

— Первый день и уже залёт! Я постараюсь устроить тебе в свою роту, и служба у тебя до дембеля в заёбе будет!

Далее нас погнали в сушилку одевать берцы и сразу же бегом на улицу, прививая с первого дня быстроту и сноровку.