Андрей Углицких - На окраине Перми жил студент ПГМИ

Сердце мое тут же взыграло, отреагировав на событие это стремительным возрастанием надежды на благополучный исход собственного моего испытания:

«Ага, стало быть, даже им, самым твердокаменным и безжалостным, тоже, тоже временами приходится не слишком сладко»!? Почему — не знаю, но было такое ощущение! Да, по всему выходило, что даже эти «железные монстры», вершители судеб людских, судьи строгие и беспощадные, даже они способны со — чувствовать , со — переживать и со — страдать !?

Впрочем, тут же выяснилось, что радоваться было особенно нечему, что «слезы» доцентские были не настоящими, «крокодильими». Ибо, экзаменаторша тут же активно принялась и за меня:

— Ну, что у вас, молодой человек? Готовы? Нет, нет, не надо пока отвечать по билету! Не спешите, я вам говорю! Первым делом — покажите задачу! Где ваше решение? Предъявите! Если нет — тогда и говорить не о чем… Так… так……Кажется, правильно… …Вы — пермяк? …Я вас русским, кажется, спрашиваю языком: вы — пермяк? Хорошо, а в школе какой учились? …Я номер, номер спрашиваю, вы что номера своей школы не помните? …Понятно… А где — это? Понятно… Да, все, похоже, правильно… Ну, что же, Углицких, теперь переходим к другим вопросам билета…

Это было похоже на чудо, на редкостную удачу — Я РЕШИЛ ЗАДАЧУ! Радость охватила, накрыла всего, с головой. Знай наших! Ковать, ковать железо, пока горячо! Развивать, развивать успех!

Но не успел я, как говорится, рта открыть и слова молвить, как дверь в аудиторию открылась, и на пороге вновь возникла та самая абитуриентка — неудачница. Моя предшественница. Оказывается, девушка вернулась, чтобы возвратить ненавистной Л — ой экзаменационный лист:

— А это — не мой! Это какого — то «Углицких»!

Всесильная Л — а пробежала глазами протянутый документ и погрузилась в тяжкое молчание. Лицо ее, словно бы, «осело», вены на лбу и шее обозначились еще резче. Видимо, лихорадочно соображала, что делать дальше, как выйти теперь из сложившегося положения…

Замолчал, осекшись на полуслове, и я… Вот тебе бабушка и Юрьев день! Еще бы, ведь теперь даже самый поверхностный анализ ситуации свидетельствовал если не о полном крахе всех моих надежд, то уж во всяком случае — о крайней шаткости моего и без того более чем скромного положения…

Батюшки — святы, нет, это же надо было вот так вот вляпаться! Нет, повезло так повезло — мало никому не покажется: оказывается «двойку», поставленную этой самой абитуриентке, Л — а умудрилась вписать не в ее, а в мой экзаменационный лист! Не к добру они, листы эти экзаменационные, так долго лежали рядышком на столе ее. «Воркуя», как голубки! В мой!

Да, да, именно так и случилось! По ошибке ли, по невнимательности ли, из — за жары ли, обрушившейся на город, из — за того ли, что все экзаменационные листы на свете похожи один на другой, как похожи друг на друга все близнецы — не знаю по какой из этих причин, конкретно, но — ВНЕСЛА! Не мою, чужую «двойку» в мой экзаменационный… Попутала, бестия! И теперь выходило, что я, не еще начиная ответа, уже был за него отрицательно аттестован!

Да, теперь дело мое принимало совсем уже интересный оборот! Чем — то всё это закончится, что предпримет, не ведающая жалости и сострадания, изворотливая и многоопытная Л — а? Как поведет себя, какую изберет тактику?

За несколько мгновений живое воображение мое уже нарисовало целую гамму версий, вариантов возможного дальнейшего развития событий. Спектр их был «широк», как никогда: от самого пессимистического до — почти безнадежного. Согласно первому и главному из них, Л — ой сейчас вообще нет никаких резонов ничего исправлять в моем листе.

А зачем?

А вдруг эта, неудовлетворительная, оценка и окажется впоследствии самой верной, самой истинной мерой всех моих знаний по химии, кто знает, ведь, я же еще не завершил ответа на вопросы билета?

Вся логика развития сюжета и недюжинный инстинкт самосохранения активно диктовали, предписывали бывалой, опытной экзаменаторше, что сейчас ей проще, выгоднее «добить» меня, нежели потом нехотя, сквозь зубы признаваться, в том, что она публично «облажалась».

Ибо, если кто — то предположит, что для Л — ой была важна хоть как — то некая абстрактная, абсолютная справедливость — тот рискует глубоко ошибиться… Ведь, давно и хорошо известно, что черного кобеля невозможно отмыть добела!

Репутация у доцента была уже настолько испорчена, что попытайся она изменить ее в лучшую сторону, прояви сейчас слабость, начав растекаться слезной лужей — «виновата, мол, сейчас исправлюсь» — да, никто бы ей все равно не поверил.