Андрей Углицких - На окраине Перми жил студент ПГМИ

Думаю, по результатам этой работы в «личных штабах» некоторых тогдашних кандидатов на студенческие билеты активно принимались те или иные решения, выдавались рекомендации относительно правильности тактики «вступительной» компании. Возможно, этим, «обласканным» вниманием, дружеской, родительской заботой, абитуриентам было чуть полегче «сдаваться».

Я же был один. Как перст. А кто мог, собственно, мог со мной поехать? Некому было. Все — работали. Бабушек — дедушек уже, увы, не было. Одноклассники — так же, как и я, сами сдавали вступительные… В это же самое время… В свои высшие…

…Не прошло и двух томительных, «канительных» часов, как я, честно выстояв положенную в таких случаях очередь, не оказался, наконец, в просторной экзаменационной аудитории. «Вошел» в экзамен я тогда, как я это сейчас понимаю, уже слегка обезвоженным. (Жарко было в тот день в Перми, ой, жарко! В прямом и в переносном… Впрочем, кураж какой — то был).

Вытянул билет. Получил чистый лист бумаги со штемпелем в правом верхнем углу и, усевшись на ближайшее же свободное место, начал готовится к ответу. С головой погрузившись в мир химических формул и законов.

На первый взгляд, жребий не был слишком суровым ко мне: мой билет не производил впечатления чрезвычайно сложного, абсолютно «неподъемного». В ходе подготовки, я, так или иначе, «проходил», касался всех включенных в него вопросов. Мало того, когда я понял, что еще и задачу, похоже, решил, успокоился я окончательно, почему — то почти утвердившись в успехе задуманного…

Но, как известно, человек предполагает, а Бог располагает: первый тревожный «звоночек» прозвучал минут тридцать — сорок спустя, когда сердце невольно вздрогнуло от резкого, громкого, не терпящего возражений, голоса, исходящего от экзаменаторши, принимавшей за столом совсем неподалеку от меня:

— Углицких! Товарищи, а кто у нас тут: «Углицких»? Вы… Нет? Вы? Тоже — нет? Извините… А это вы? Вот и хорошо! Будем знакомы и как только будем готовы, вы слышите меня, Углицких, сразу же выходим… Сюда…

«Это же доцент Л — а!», — оборвавшимся сердцем догадался я. Как же мог я о ней забыть? Словно, кипятком меня тогда ошпарили! Это же почти крах получался, ребята… Иду к самой Л — ой! Не поминайте лихом!

Сердце отказывалось верить в неотвратимое! Это за что же, спрашивается, такая немилость?! А еще было немного обидно. Оказывается, все время, пока шла подготовка к ответу, мой экзаменационный лист уже преспокойненько лежал на столе перед самой знаменитой экзаменаторшей, терпеливо дожидаясь лишь моего личного появления…

Удар был неожиданным и потому — сильным, ничего не скажешь. В замешательстве, на секунду, возник вопрос: и что теперь делать? Вскинуть лапки, сдаться без боя, и, сдав билет, уйти? Нет, это не выход. И не выходить — тоже не выход. Отказаться от Л — ой, попросив другого экзаменатора? Но какие для этого имеются основания? Никаких.

Потом — почти успокоился: «все, что ни делается, делается к лучшему». Если вызывают и избежать этого никак нельзя, невозможно — надо идти, смирившись с неизбежным. Ведь, «любой, даже самый ужасный конец, все равно лучше бесконечного ужаса»!

Что и сделал некоторое время спустя. Честно собрал «пожитки» (и себя, заодно) и, как в омут головой — шасть! — двинулся к экзаменационному столу, сел подле Л — ой, разложился с со своими листочками — бумагами, приготовившись к ответу.

Но, как выяснилось, подняла меня Л — а из «берлоги» моей явно рановато — поспешила, неугомонная, не завершив, не оформив окончательно дела свои с предыдущей своей «крестницей».

Стара история, как мир: доцент Л — а поставила «двойку» абитуриентке. Очередную — очередной. Это нормально. Поставила и поставила. Но, представьте себе, неудачница наотрез отказалась покинуть аудиторию. Плачущая девушка сидела перед доцентом Л — ой и назойливо тянула:

— Пожалуйста, поставьте «тройку». Я же ответила на два вопроса из трех…

— «Тройка» вас не спасет. Задача не решена. Вы не пройдете…

— Пройду! Сдам остальные предметы на «пятерки» — пройду. Поставьте «тройку», что Вам стоит!

— Даже если сдадите на «шестерки», девушка, все равно не пройдете! Так что, давайте, не будем задерживать остальных!

Как несчастная ни пыталась, как ни умоляла о снисхождении, ей так и не удалось растопить лед непреклонного сердца железного химического доцента. Ушла в слезах…

Не знаю, так ли это было, на самом ли деле, или только показалось мне это, но когда дверь за горемыкой закрылась, Л — а как — то странно вздохнула. С еле уловимым, но — сожалением, сочувствием. Так мне показалось в самый первый момент.