Нейл Уильямс - Четыре письма о любви

– Пожалуйста, выйдите отсюда сейчас же, – сказал он своим верным прихожанам. – Вы все должны выйти отсюда. Отправляйтесь по домам, да поживее, а я… – Тут он запнулся, не зная, что сказать дальше – слова застряли у него внутри, словно зацепившись за те самые швейные иголки. – В общем, идите, – закончил отец Ноуэл после небольшой паузы. – А я тут выясню, в чем дело.

Понемногу, очень медленно, островитяне покинули сад Горов, но домой не пошли. Словно волна, раз за разом накатывающаяся на берег, они снова прихлынули к ограде, как только отец Ноуэл повернулся к ним спиной, чтобы постучать в дверь. Ох уж эти чудеса, снова подумал он. Да и семейство Горов никогда не внушало ему доверия – от них можно было ожидать чего угодно…

Не оборачиваясь, священник решительно толкнул дверь; меньше всего ему хотелось видеть, как сходит на нет его власть над людьми, которые начали понемногу снова просачиваться в сад, чтобы видеть все как следует. На мгновение отец Ноуэл даже вообразил себя олицетворением порядка, человеком, который появляется в критические минуты, чтобы направить события в правильное русло, – и продолжал стоять очень прямо, упираясь рукой в дверь. Но дверь не открывалась, и он постучал снова, на этот раз громче. Уж конечно, рассуждал он, в доме сейчас очень шумно, все взволнованы, перевозбуждены и не слышат стука. Отец Ноуэл и сам был взволнован; он даже несколько раз переступил с ноги на ногу, пытаясь справиться с колющим ощущением в животе, однако по-прежнему старался не оборачиваться на собравшихся позади рыбаков и детей. Ветер трепал его брюки, дым очага, горевшего в доме, делал воздух таким же серым, как море, и священник, поглядев вверх, подумал, что все случившееся – одна из шуток Бога. Или одно из Его испытаний. О да, так оно и есть! Нужно только немного подождать и постучать снова. Нужно быть терпеливым.

И какое-то время спустя отец Ноуэл постучал еще раз, стараясь держаться как можно спокойнее и действовать максимально деликатно. Ответа не было, и он снова переступил с ноги на ногу, посмотрел на костяшки пальцев, посмотрел на часы и, чувствуя на себе взгляды множества глаз, вдруг осознал, что едва может дышать. Молчаливое осуждение, недовольство и ожидание, которое излучали стоящие за его спиной люди, действовали на него почти физически, хотя его и отделяло от них больше десяти футов. Ах ты!.. Священник сжал кулак и изо всей силы заколотил в дверь. Ну, давайте же, открывайте, черт вас побери!.. Он стучал и стучал, распаляясь все сильнее; голова священника кружилась, гнев и нетерпение одолевали его, морской ветер толкал в спину, а румянец с покрасневших щек переползал на толстую дряблую шею. Теперь ему уже казалось, что дверь заперли специально, чтобы он не мог войти, и, разозлившись еще пуще, отец Ноуэл принялся долбить по ней правой ногой, одетой в сверкающий лакированный ботинок. Но и это не принесло результата, и, чувствуя себя так, словно пакетик с иглами разорвался у него в животе, священник повернулся и, слегка пошатываясь, пошел сквозь расступающуюся толпу прочь.

Дверь заперла Маргарет, и она же заставила мужчин сидеть молча, пока священник колотил в дверь снаружи. Она была слишком потрясена и никак не могла сообразить, что ей теперь делать, но где-то в глубине души Маргарет сознавала, что это один из самых счастливых моментов в ее жизни. Ясно ощущая величие наполнявшей дом грандиозной силы, она то и дело моргала, стряхивая с ресниц слезы, выступавшие у нее на глазах каждый раз, когда она смотрела на Мьюриса, крепко державшего сына за руку. Наконец она немного пришла в себя, поставила чайник на плиту и задернула занавеску. На Никласа Маргарет старалась не глядеть, но, когда она доставала из буфета чашки, ей бросилось в глаза его странное, бледное лицо, похожее на яркий луч прожектора. Кто он такой? Что привело его сюда? Как удалось ему снова сделать Шона здоровым?

– Со мной все в порядке. Я себя хорошо чувствую, – сказал Шон. Никто ни о чем его не спрашивал, он просто почувствовал вопросы, которые летали в воздухе точно стрелы.

– Я к нему даже не прикоснулся, – добавил Никлас, обратив к Маргарет лицо, на котором в полной мере нашли свое отражение его собственное глубочайшее удивление и растерянность. – Я вообще ничего не делал. Я просто рассказывал ему одну историю, а потом… Потом он в одно мгновение стал здоров, словно кто-то вдруг сдернул покрывало… ну или вроде того. Я ничего не сделал .