Александр Гуров - Правильно

Двойник шёл через лес, он избегал открытых дорог и людных мест. В последний раз разум подвёл его как раз в трактире: кто-то задел миску горячего супа у него в руках, потом он уже не различал лиц, может, убил, неважно, ещё день пути. Он шёл, но видел перед собой только остров и море — это единственное, что ещё удерживало его рассудок самые первые дни, а теперь и тело не всегда его слушалось. Вот мельница, а рядом дом, а за ним, за перелеском, пшеница. Нужно войти в дом и поскорее закончить всё, но он нашёл себя в поле, вокруг полыхает огонь, в его руках пистолет, теперь только спустить курок и освободиться. По обязательно придёт сюда.

Сегодня все ждали рождения. В дом позвали опытную женщину, оказавшую помощь в появлении на свет доброй половине людей этих мест, за что не всякий ей был благодарен. Изгнанный из дома По мерил шагами двор. И в это время в волнения сегодняшнего дня незаметно для всех вмешался запах пожара, никто поначалу не придал ему значения, но вскоре дым показался из-за перелеска — горело поле. Здесь, в доме, По ничем не мог помочь и он как в омут с головой бросился к огню, что-то ещё можно было сделать.

Посреди пшеничного моря стояла фигура, за её спиной ветер раздувал огонь по головам колосьев, в доме металась в родовых схватках Гифт. Маленькая точка По остановилась на краю поля. Куски разных видений соединились в одно настоящее. Поле уже было не спасти, и он нырнул в обречённые колосья. Течение вынесло его в десятке шагов от такого знакомого, но сейчас сведённого злой гримасой лица, в руке Двойник сжимал пистолет, тело его содрогалось, но он старался держаться прямо. Двойник вскинул пистолет и прицелился…

В доме издал первый крик новорождённый мальчик, двое на поле не могли этого слышать, но в тот же миг сведённое гримасой лицо Двойника разгладилось, рука, держащая пистолет, дрогнула, и он сразу иссяк, исчерпался. Его блуждающий взгляд остановился на пистолете в руке, и, заглянув в темноту ствола, он спустил курок. Огонь наконец-то захватил и это место. Вырвавшись из огненного кольца, По сломя голову бежал к мельнице.

Вскоре в доме раздался ещё один крик.

— У тебя двойня, По! Мальчики! Двойня!

По закрыл небо, теперь никаких полетов, никаких звёзд, теперь оно недоступно никому, и только спустя мучительные минуты он благосклонно открывает маленький сектор между средним и указательным пальцем, отнимает от глаз ладонь и той же рукой в одно движение даёт добро. Полетели. Он натирает звёздным скрабом лицо, умывает его прохладным ночным воздухом и поднимается с маленькой земли. Верхушки высоких деревьев раскачиваются, шелестят и щекочут листьями шею, сильный ветер гонит мимо полной луны рваные облака, они вспыхивают как папиросная бумага, горят и летят дальше уже остывшим пеплом. Теперь пора, он чувствует, как лёгкие тонкой струйкой начали отдавать лишний воздух, съёживается как воздушный шарик и начинает стремительное движение домой, где как раз сейчас у его кровати звенит будильник. Рукой, легко закрывающей небо, По ищет будильник, но этот механизм тоже не промах и начинает играть со слепой рукой в скакалки и прыгалки, иногда брезгливо отодвигая изящной ножкой слишком близко подступающие к нему пальцы, и вот как раз на этом месте в комнату входит во всех смыслах непосредственный начальник По и настойчиво просит не ходить сегодня на работу, а хорошенько выспаться и отдохнуть дома, в конце концов, контора, в которой они работают, не производит ничего важного, а значит, их время — чистые деньги, а деньги что, пыль. По благоразумно соглашается и уже на этом месте с сожалением просыпается вновь, открывает глаза, безжалостно и неотвратимо точно бьёт будильник по голове, одновременно хладнокровно осознавая, что стакан сегодняшнего дня наполовину пуст. Теперь нужно встать и допивать остатки.

Вопреки здравому смыслу По жарит на завтрак три картофелины, приправляет их розмарином и уже сверху щедро кладёт острую аджику. На чёрный хлеб ложится сыр, а в чашке дымится настоящий растворимый кофе. Завтрак начался, и это хорошо, хуже, что и он не может длиться вечно и обязательно наступает мятежная пора выхода к людям, хождения с людьми, прохода сквозь людей, а венцом и конечной точкой всех этих усилий является контора на другом конце города, тоже сплошь усеянная людьми, каждый из которых прямо сейчас мечтает оказаться в совершенно другом месте, и в названиях этих мест не совпадает ни одной буквы, но, так или иначе, пять дней в неделю они собираются под этой крышей.