Кит Стюарт - Дни чудес

Недавно ко мне зашел Кэллум. Папа позволил ему посидеть в моей комнате.

– Тебе не обязательно говорить, я здесь. Просто рядом с тобой, – сказал Кэллум.

Мы долго сидели рядышком на моей кровати. Я протянула к нему руку, и наши пальцы соприкоснулись.

– Я и правда хочу поехать в Бристоль, – сказала я.

А сейчас я стою у этого безобразного современного здания, и все кажется нереальным. Вокруг меня маячат лица, то расплываясь, то делаясь четче. Тед в своем старом офисном костюме, рядом с ним Анджела в кардигане, вид у нее неодобрительный. Салли на несколько мгновений удерживает руку на моем плече. Кто-то говорит: «Много народа», но это не так. Папа занят тем, что собирает всех в кучу. Он без конца спрашивает: «Ну что, держишься?», а я без конца киваю. Как держатся все?

Предыдущая служба заканчивается, открывается дверь, и из нее гуськом выходят родственники, стильно одетые в черное и белое. Они жмутся друг к другу, как выжившие после катастрофы. Их много: молодые мужчины и женщины, дети, старики, целые семьи. Последней выходит группа прыщавых парней, они пихают друг друга и смеются. Один из них, проходя мимо, скашивает на меня глаза. Потом наступает наш черед.

– Ну пойдем, – говорит Джеймс.

Я замечаю, что его рука лежит на спине Шона.

Рядом с нами останавливается угольно-черный блестящий катафалк. Я узнаю организаторов похорон. Мой папа приветствует их. Открывается задняя дверь, и они, как чемодан, вытаскивают гроб. Когда я вижу его, у меня в груди что-то обрывается, словно я спускаюсь с американских горок. В этом ящике моя подруга. Мы никогда уже не будем с ней разговаривать.

Гроб поднимают, и мы все боязливо входим в здание крематория. Воздух неподвижный и вязкий. В латунных вазах на подоконниках увядшие цветы.

– Могу я тебе чем-то помочь? – спрашивает Джей.

Но я качаю головой. Он послал мне целую кучу эсэмэсок, но у меня просто не было настроения отвечать. Я иду за папой к переднему ряду стульев. Он берет меня за руку. Не хочу, чтобы ко мне прикасались.

Священник приземистый и толстый, его лоснящееся лицо излучает участливость, но, как и у служителей, несущих гроб, это хорошо отрепетировано и банально. Пару дней назад он позвонил папе и спросил: «Есть ли какие-нибудь истории из ее прошлого, которые я мог бы включить в службу?» – «Ни одна из них не подходит для священного места, отец», – ответил папа. Я знаю, что на поминках он всем расскажет об этом.

Звучит трансляция органной музыки. Я слышу, как кто-то встает, а потом – как захлопывается задняя дверь. Кому-то уже наскучила эта унылая чепуха. Папа помогает мне подняться. Наша труппа громко поет гимн «Пребудь со мной». Я различаю их голоса: неуверенный баритон Теда, нежный альт Салли. Эта часть им удается, они полны решимости показать Маргарет хорошее шоу. Я бросаю взгляд на гроб, стоящий теперь на деревянном помосте в передней части зала. Неделю назад у женщины, лежащей сейчас в гробу, были идеи, истории и чувства. Как такое вообще возможно?

Когда музыка стихает, священник говорит:

– А теперь Том Роуз скажет пару слов.

Папа встает, выступает вперед и поворачивается к нам.

– Маргарет была единственной в своем роде, – начинает он громким резким голосом, отдающимся эхом в унылом зале. – Люди часто говорят это о ком-то дорогом, но Маргарет действительно была такой. Она могла быть потрясающе сердечной и в то же время жутко агрессивной. Она рассказывала блестящие, но невероятно неприличные истории, на которые никто другой не отважился бы. Она хваталась за жизнь и трясла ее, пока все не вытряхнет.

Люди что-то бормочут и кивают. Папа смотрит на меня со смешанным выражением сочувствия, озабоченности и страха, как будто только что осознал нечто ужасное. Он явно пытается вырваться из-под власти чар.

– С ней мы проводили незабываемые часы, правда? Никто никогда не сыграет злую мачеху из «Золушки» так, как делала это она. Она вставила в нашу постановку две тысячи первого года столько неприличных шуток, что мы получили три официальные жалобы из полиции.

Теперь раздается смех. У меня кружится голова и першит в горле. Пытаюсь сглотнуть, но не могу.

– Но, правда, Маргарет хорошо ушла со сцены. Она попала в огромный зеленый чертог на небе.

Еще смешки. Я хмурюсь, слыша это, и папа снова смотрит в мою сторону.

– На языке актеров она «отдыхает». Она на перепутье между ролями. Вскоре, догадываюсь, она поступит в репертуарный театр Царства Небесного, где, без сомнения…