Кит Стюарт - Дни чудес

– Теперь я скажу нечто, что воспринимается с трудом, – сказал кардиолог. – Вот почему сначала я попросил вас прийти одному, без Ханны. Пересадка сердца не означает исцеления. Его хватает в среднем на пятнадцать лет. Очень редко когда делают повторную трансплантацию. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Да, – произнес я сдавленным тонким голосом.

– Хотите воды? – спросила медсестра.

До сих пор я не замечал ее присутствия.

– Нет, все нормально. Я в порядке.

– Мистер Роуз, – продолжал консультант, – я знаю, это очень тяжелая новость, но лучше, если вы осознаете границы наших возможностей. Ни у кого в жизни нет никаких гарантий, так что постарайтесь не сосредоточиваться на негативе. У Ханны очень хорошие шансы – она молода, в остальном здорова. К тому же медицинская наука постоянно развивается. Проводятся обширные исследования в области супрессантов анти-антител, а также новых технологий и процедур. Невозможно предугадать, что несет с собой будущее.

Я снова кивнул и пожалел, что отказался от воды. У меня было ощущение, что я очень плохо играю сцену, в которой должен главенствовать. Но я выбрал персонаж с амплуа «разумный парень». Я буду слушать, вникать и глубокомысленно кивать.

– Когда Ханна будет здесь, я все ей расскажу, но я всегда считал правильным сначала подготовить родителей. Иногда подростки не хотят слышать все это от врача, им необходим рассказ мамы и папы.

Я постарался не зацикливаться на том, что первым он произнес слово «мама». Ибо, когда ребенку больно или он напуган, к кому он сразу бежит? Есть много других важных вещей, о которых стоит подумать. О чем это я? Что я хотел спросить?

– Прошу вас, можно мне воды? – сказал я.

На улице солнце просвечивало сквозь гигантские слои серо-стальной тучи. Я пошел прочь: мимо будки с мороженым, через Куин-сквер, с его небольшим садом и рядами деревянных скамей. Интересно, сколько родителей сидело здесь, размышляя о жизни своих детей? О жизни, которой угрожала опасность. Возможно, о потерянной жизни. Срезав путь по боковой улице, я взглянул на часы и понял, что у меня есть шанс успеть на более ранний поезд. Можно успеть домой к ужину. Мы могли бы заказать с Ханной ее любимую пиццу, усесться по-турецки в гостиной и поболтать. Мимо прошла группа служащих, чуть не столкнув меня на проезжую часть. На другой стороне улицы я заметил мать с сыном, сидящих за столиком на террасе итальянского кафе. Женщина изучала газету, у мальчика была в руках книжка комиксов, и он передразнивал то, как мать листала страницы. Увидев это, она громко рассмеялась и, потянувшись к нему, взяла его за руку. Вспомнят ли они этот момент, когда ему будет десять? Двадцать? Сорок? Пройдя несколько нетвердых шагов, я свернул в переулок у паба. Я прислонился к потемневшей кирпичной стене и зарыдал.

В поезде по дороге домой я обдумывал, как, черт возьми, объясню Ханне все, что увидел и узнал. Медсестра оставила мне телефон службы поддержки, сказав, чтобы я звонил, если возникнут вопросы до того, как Ханна отправится в больницу. «Здесь всегда будет человек, готовый вам помочь», – сказала она. В ее доброте проскальзывал намек на предстоящие трудности, и я запомнил эти слова. Я пошел в вагон-ресторан и купил джин с тоником, но оставил его на столе нетронутым.

Когда я вошел в дом, то сразу услышал голоса. Я подумал: может, у Ханны собрались подруги или ее пришла проведать Салли. Я помедлил, чтобы собраться с мыслями, потом прошел в гостиную, приготовившись поздороваться с ними, но остановился как вкопанный с разинутым ртом.

– Привет, папа, – сказала Ханна.

– Привет, Том, – сказала Элизабет.

Милая Уиллоу!

К моему двенадцатому дню рождения я начала думать, что ежегодные пьесы, когда-то так много для меня значившие, теперь стали немного наивными. Меня одолевали странные настроения, от которых трудно было избавиться. Сочетание подростковых страхов с болезнью сердца доставляло массу беспокойства. Это, думала я, будет мое последнее представление.

Я выбрала «Красную Шапочку», одну из самых непонятных сказок. Я чувствовала, что расту и, знаешь ли, совершенствуюсь как писатель и театральный режиссер, а потому сказала папе, что хочу сама поставить пьесу. Господи, ну разве не была я самонадеянной девчонкой?! Помню, как мы с Дейзи тайком залезли в коллекцию дисков ее отца и посмотрели «В компании волков», сюрреалистический фильм Нила Джордана о Красной Шапочке (Уиллоу, тебе надо его посмотреть, он чудесный). Нам приходилось зажмуриваться на кровожадных сценах, и потом неделями нас мучили ночные кошмары, но тогда нас поразило необычное, исковерканное видение старой истории. Я начинала понимать, что мои любимые сказки – аллегории, не всегда говорящие то, что видится на первый взгляд. Что мир не такой, каким кажется.