Василий Кириллов - Северный модерн - образ, символ, знак

Признанным мастером пейзажа в Латвии был Вильгельм Пурвит. В 1900 году на Всемирной выставке в Париже он был удостоен золотой медали за картину «При последних лучах». В 1901 году такую же награду художник получил на Международной выставке в Мюнхене, где он представил свою работу под названием «Март». Золотая медаль и «Гран При» были присуждены В. Пурвиту на Международной выставке в Лионе за его пейзажные композиции – «Северная ночь» и «Мартовский день». Живописец любил отображать просыпающуюся ранней весной природу. Его полотна всегда были наполнены глубоким чувством любви к родному краю. В. Пурвит, с удивительным мастерством, передавал в своих полотнах красоту тающего снега, обильное течение вешних вод и выразительную графику деревьев без листвы… В его ощущении цвета было что-то от скандинавской живописи, от картин финских художников П. Халонена и А. Галлен-Каллела.

О новой архитектуре Финляндии латыши узнали, во многом, благодаря Янису Розенталю. Изначально, живописец не был апологетом искусства «страны лесов и озер» и имел достаточно смутное представление о «финском национальном романтизме». В Финляндии Я. Розенталь очутился, скорее, по воле судьбы. Его избранницей, «дамой сердца» и музой, стала талантливая финская певица Элли Форсселл. Молодые люди обвенчались и устроили свадьбу в Гельсингфорсе (Хельсинки) 5-го марта 1903 года. Затем, они переехали на постоянное место жительства в Ригу. Иначе говоря, Я. Розенталь, по определенному стечению обстоятельств, посетил столицу Финляндии как раз в ту пору, когда в ней строились выразительные и запоминающиеся здания в формах «северного модерна». Он, воочию, смог ознакомиться с тем, что происходило в Гельсингфорсе, как, буквально, день ото дня менялся облик ранее не особо примечательного города.

Свои ощущения Я. Розенталь выразил в отдельной статье, опубликованной в журнале «Verotajs». Он писал:

«Молодые финские архитекторы стремятся к достижению впечатления мощных динамических ансамблей и гораздо меньше к симметрии… Башни, эркеры и лоджии вводятся с целью оживления фасада. Стены, напротив, оставляют гладкими, без всяких профилей и орнаментов. Последние используются крайне скупо или концентрируются в таком месте, где они обретают смысл и значение… взято за правило стремиться к их самостоятельной художественной ценности и оригинальности». 88

Я. Розенталь также одним из первых среди латышей обратил внимание на сложившуюся в Финляндии тенденцию использовать в облицовке фасадов «естественный» строительный материал, а не его «суррогат» или «подделку». Он подчеркивал:

«Штукатуркой уже не стремятся имитировать облицовочный гранит или мрамор на фасадах зданий, но с ее помощью стараются выявить эффекты, свойственные самой природе и характеру этого материала. В штукатурке пытаются избежать резко очерченных профилей и накладной лепнины и добиваются путем фактурных вариаций гладких и грубых поверхностей эмоционально живописных эффектов…». 89

Как человек с хорошим художественным вкусом и острым глазом, Я. Розенталь констатировал, что в условиях плотной застройки кварталов нового, «буржуазного» Гельсингфорса крайне трудно различать тонкости деталей фасадов. Человек, проходящий по улице, воспринимает только основные решающие линии зданий, пластические акценты. Соответственно, важную роль начинают играть силуэты построек, которые в проектах зодчих становятся все более выразительными.

Показательно, что в Гельсингфорсе Я. Розенталь будто бы не заметил монументального величия образцовых сооружений финского зодчества – «Национального театра» на центральной городской площади или здания страхового общества «Похъюола» на Александерсгатан. В поле зрения художника попадали исключительно доходные дома, сочетающие в наружной отделке природный камень и штукатурку. Для латышей это было более привычно. Из гранита на родине Я. Розенталя на рубеже ХIХ-ХХ вв. не строили. Пожалуй, единственным исключением из правил был роскошный охотничий замок в Цесвайне, спроектированный немецким зодчим Г. Гризебахом по заказу барона Адольфа Вульфа. Его фасады, в действительности, облицованы огромными блоками гранита, сложенными в старинной немецкой технике «бутовой кладки». Несмотря на доступность природного материала в помещичьем владении в Видземе, барон затратил на эту постройку солидные по тем временам финансовые средства.

Как указывает известный латышский искусствовед Я. Крастиньш, в 1904 году Финляндию посещали молодые выпускники архитектурного факультета Рижского Политехникума Эйжен Лаубе и Александр Ванаг. Они, в частности, познакомились в Гельсингфорсе с финскими зодчими К. Васашерной и Г. Линдбергом. Встреча с коллегами-архитекторами из Финляндии на раннем этапе дала определенный импульс талантливым латышам в их творческих поисках. Впоследствии, А. Ванаг успешно руководил строительством доходного дома купца М. Нестерова на углу улиц А. Пумпура и Ю. Алунана. 90Его проект был специально разработан для латышской столицы в архитектурном бюро вышеназванных финских зодчих. В отделке фасадов здания был использован светло-серый гранит в сочетании с более темной по тональности штукатуркой грубой фактуры.