Василий Кириллов - Северный модерн - образ, символ, знак

Фото скульптуры демона (недавно варварски уничтоженной)

Такие же перепончатые крылья, что и у летучей мыши, по ассоциациям художников рубежа ХIХ-ХХ вв., были и у демона. Его изображение неожиданно появляется в скульптурном декоре фигурного щипца дома на Лахтинской улице – жилого здания, бывшего до революции в собственности у архитектора А.Л.Лишневского. Демон как бы взирает с высоты на бурлящий человеческий мир, поджидает грешные души для того, чтобы сопроводить их в преисподнюю. 83

Что это? Грозный символ эпохи? Предчувствие ужасов Первой мировой войны, бед и катастроф? Или ирония, саркастическая насмешка?

Может быть… Однако, истинному романтику демон отнюдь не всегда представлялся отрицательным героем. Если вдуматься, чем он хуже ангела? У демона тоже есть крылья за спиной, ему дарована способность летать. Он не боится темноты, бескрайней стихии ночного неба.

Но демон – ангел зла. Ему выпал другой жребий. Волею судьбы демону предписано служить не Богу, а Дьяволу. Его обитель – это вечное таинственное царство мрака.

Поэты «серебряного века», как известно, стремились к целостному восприятию мироздания. В связи с этим, они даже могли признавать равновесие, своего рода тождественность между силами добра и зла. К. Бальмонт, например, смело восклицал:

«Неоромантики» обнаруживали в демоне какую-то удивительную, скрытую силу, не подвластную человеческому разуму. Его трагедии, в частности, сочувствовал известный русский художник Михаил Врубель. Вглядитесь, в грустный лик демона на его знаменитой картине!

И такое же выражение присуще демону в скульптуре на фасаде дома на Лахтинской улице в Петербурге. Быть одержимым жаждой полета, парить среди туч и облаков и, однажды, упасть с небес на землю. Разве демон не в праве рассчитывать на снисхождение? 85

Гораздо хуже, на самом деле, тот, кто никогда не стремился ввысь, безмятежно «почивал на лаврах», не хотел постичь истинную красоту мира. Вспомним, настойчивый и громкий призыв Федора Сологуба в «Балладе о высоком доме»:

Так вот кто настоящий грешник в представлении поэта-символиста! Это некая противоположность героическому идеалу. «Бескрылая серая мышь» является как бы олицетворением прозы дня, скучного обывательского существования – человеческой души, не способной ощутить подлинное величие жизни, которой глубоко чужда могучая, пламенная страсть.

Понятие «северный модерн» исследователи обычно связывают и с «латышским национальным романтизмом». Думается это справедливо, поскольку черты сходства здесь налицо. В Латвии, как и в Финляндии, в начале ХХ столетия происходило формирование собственной архитектурной школы. Местом подготовки будущих кадров профессиональных зодчих в Риге, как и в Хельсинки, стал специально образованный факультет при Политехническом институте. Из его стен вышли К. Пекшен, Э. Лаубе, А. Ванаг, Я. Алкснис и некоторые другие архитекторы, впоследствии, интересно проектировавшие в формах «нового» стиля.

В отличие от Финляндии, Латвия не имела собственных конституционных прав в 1900—1910е годы. По сути, она развивалась будучи в статусе губернии или провинции, включенной в состав огромной Российской империи. Латышская столица – Рига – была не только крупным промышленным центром, но и многонациональным городом. «Пестрая» уличная толпа говорила здесь на нескольких языках – латышском, немецком, русском, польском и эстонском. В 1868 году из 100000 человек почти 43% населения Риги составляли немцы, 25% – русские, 24% – латыши и 7% – прочие национальности. 86

Германцы, обосновавшиеся на Балтийском побережье еще с петровских времен, воспринимали Латвию как свою историческую родину. Их даже называли «прибалтийскими немцами». Значительное число представителей германской национальности входило в состав так называемого «привилегированного сословия». В Латвии долго правили «немецкие бароны», содержавшие богатые поместья и имеющие в подчинении сотни «душ» крепостных из местного крестьянского населения. В связи с этим все делопроизводство в Латвии в городских и даже губернских учреждениях велось на немецком языке. Такое положение сохранялось вплоть до 1879 года – т.е. до того момента, когда на территории всей Прибалтики было введено Городовое положение Российской империи.