Сергей Комяков - Запрещенная Таня

— А мне необходимо позвонить маме.

Телефон замолчал, и Татьяна поняла, что же сейчас говорит про себя ее собеседник.

— Понимаете, — быстро сказала Татьяна, — она там, в Москве, а мы с отцом живем здесь. И у него и у нее больное сердце, мне надо успокоить ее, что все нормально. А телеграммам она уже не верит.

— Хорошо, Татьяна Васильева, — ответил спустя паузу собеседник, — хорошо. Вы можете позвонить от меня. Я надеюсь, что ваша мама сейчас дома?

— Нет, Натан Яковлевич, — ответила Татьяна, — она сейчас на работе. Я хочу позвонить ей на рабочий телефон.

— Хорошо. Поднимайтесь ко мне. И звоните, пока не начался обстрел или налет.

Татьяна быстро преодолела три этажа и вошла в большой кабинет, обшитый дубовой фанерой.

Натан Яковлевич, — грузный мужчина небольшого роста с мешками под глазами и лысиной прикрытой со всех сторон волосами, кивнул ей на телефон.

Она быстро подняла трубку. Неожиданно Натан Яковлевич нажал на рычаг:

— Совсем забыл Татьяна Васильевна, там знают мой голос. А звонить надо по межгороду.

Он взял трубку из ее руки и сказал:

— Соедините с Москвой.

Спустя насколько секунд, Натан Яковлевич посмотрел на Татьяну и произнес:

— Говорите номер.

— Двести сорок семь ноль ноль два.

Натан Яковлевич кивнул и повторил телефонистке:

— Двести сорок семь ноль ноль два.

После этого он передал трубку Татьяне. В трубке сначала раздался сдавленный голос телефонистки:

— Соединяю.

Потом наступило шипение, пошли губки, рывок и в трубке прозвучало:

— Четвертый отдел.

— Мама, — тихо сказала Татьяна.

— Таня? Таня? Ты где?

— Мама я в Ленинграде.

— В Ленинграде? Но как сейчас можно дозвониться в Москву?

— Мама я звоню с телефона своего начальника.

— С телефона начальника понятно, — быстро сказала мама, — как у вас дела?

— С папой все в порядке. Работает. Снабжение у них хорошее.

— Поняла, — ответила мама.

— У нас тоже снабжение хорошее, — сказала Татьяна, — но здоровье мое не очень хорошее.

— Что такое, — растерянно произнесла мама.

— Тоже самое, что было, когда я ездила в последний раз в Переделкино. Вернее то, что было в начале отдыха.

— Ты беременна, — спросила мама.

— Да, — ответила Татьяна, — но нам нельзя больше говорить. Разговоры лимитированы.

— Хорошо, хорошо, я все поняла, — ответила мама, — тебе надо ближе к семье. Ты главное не волнуйся. Не переживай мы попробуем тебе послать продукты с оказией это получиться.

— До свидания мама, — сказала Татьяна.

— Береги себя дочка.

Татьяна повесила трубку. Ее руки вспотели и дрожали.

Натан Яковлевич посмотрел на нее и улыбнулся:

— могли бы и мне сказать. А то у вас какие-то ритуалы, как в средневековье.

— Что? — не поняла Татьяна.

— Поздравляю вас, — опять улыбнулся Натан Яковлевич, — вы со здоровьем не балуйтесь сейчас. Видите, какое время. И не курите. А то все радио знает, что вы как паровоз курите.

— Я бросила, — отвлеченно ответила Татьяна.

— Ну и хорошо, — Натан Яковлевич углубился в бумаги на столе.

— Как поживает наш ребенок? — поинтересовался на очередной консультации Сергей Васильевич.

— Ребенок? — не сразу поняла Танюша.

— Да. Вы ведь решили завести с Бертольц ребенка.

Танюша удивленно посмотрела на преподавателя.

— Уже забыли, — укоризненно покачал головой Сергей Васильевич, — ну хорошо. Не вы решили. Я решил, чтобы вы сделали ребенка с Бертольц. Вы тогда согласились, а потом вот взяли и забыли. Так нельзя любимую женщину не забывают. Особенно в таком интересном положении.

— Да, не забывают, — машинально согласилась Танюша.

— Вот и прекрасно, что хоть это вы понимаете, — Сергей Васильевич посмотрел в окно, наверное, ему было еще боле скучно, чем Танюше.

— Я работаю. Я как вы мне сказали, думаю, над тем как тогда жили.

— Думаете? — вернулся в беседу Сергей Васильевич, — хорошо, что хоть думаете. И куда завела вас жажда познания?

В словах преподавателя был очевидный сарказм, что было нормально для филфака. Хотя его преподаватели жалели студенток. Как смачно выразился один из преподавателей на прошлогоднем праздновании дня факультета: «Конечно, все они дуры! Но ведь они не для этого!» поэтому такие слова Сергея Васильевича показали крайнюю степень его раздражения. Конечно, вместо того, чтобы жить, он не только вынужден высиживать положенное время в университете, но и учить этих дур. Которые, конечно не для этого, но которые могут хотя бы запоминать его указания. Или хоть какие-нибудь из них.