Валерий Поволяев - Три дочери

Имелась тогда в Москве такая мода – в хорошую погоду, в пору теплых ночей, ночевать в подсобных помещениях, в сараях и кладовках, в чуланах – в квартирах с одной стороны, было душно, с другой – мало места. Семьи живущих в коммунальных квартирах людей, несмотря на войну, увеличивались, в некоторые квартиры еще в сорок первом году подселили жильцов из разбомбленных домов, – в общем, любящий простор и свежий воздух народ перемещался на лето из квартир в сараи, как и пышноволосая, кареглазая Людмила Быченкова, спасителем которой оказался Василий Егоров.

Теперь надо было спасать этот крохотный сарайчик – всякие подсобки, дополнительные помещения в Москве той поры считались большой ценностью, в них и старые вещи хранили, и запасы картошки с капустой, и мебель, без подсобных помещений не обходилась ни одна семья, так и Людмила, она тоже не обходилась без своего крохотного сарая.

Выведя женщину во двор, на воздух, Егоров усадил ее на скамейку.

– Посиди немного, отдышись, – сказал, а сам вновь кинулся к сараю.

Про себя удивился – ну хотя бы один человек выскочил из дома на зов о помощи, выволок ведро с водой, – нет, странный дом этот словно бы вымер, ни одна занавеска не шевельнулась на окнах. Василий огляделся, увидел алюминиевый детский совок с наполовину обломанной ручкой, поспешно подхватил его.

Но одним совком-инвалидом не обойдешься, нужно еще что-то, чем сподручно будет цеплять песок, приплющенной кучей лежавший недалеко от сарая. В углу двора Василий увидел старый лист железа, уже ржавый – видать, сорванный с крыши во время бомбежек и притащенный пацанвой сюда, подхватил и лист, но нагружать его песком не стал, а взялся за края – лист сложился, будто картонный, – и со всего маху ударил им по боку сарая.

Огонь в ответ зашипел по-гусиному, – сильный точный удар умерил его аппетит, – Егоров нанес еще несколько ударов и в конце концов сбил пламя. Подскочил к женщине, продолжавшей в немом потрясении сидеть на скамейке. Просипел, вытирая тыльной стороной руки лоб:

– Сейчас бы воды ведра три-четыре и считай все – огонь сдохнет совсем.

– А? – женщина очнулась, глянула на Егорова испуганно.

– Да ведра три воды, говорю, надо, чтоб сарай не задымился вновь, – Василий вновь отер рукою лицо, оставил не щеках темные следы.

– Вода, вода… – беспомощно проговорила женщина, она находилась в состоянии, за которым обычно начинается беспамятство.

Василию сделалось ее жаль.

– Вы это самое… – пробормотал он, остановился, не зная, что сказать дальше, махнул рукой успокаивающе, – вы не тужите. Сарай, считайте, уцелел. Его немного подправить, прибить пару свежих досок – и сараюшка ваша будет как новая.

– Спасибо, – выдавила из себя женщина. Похоже, она начала понемногу приходить в себя.

– Единственное что – в нем некоторое время будет пахнуть пожаром, – Василий с шумом втянул в себя воздух, – а потом пройдет. У вас есть, кому отремонтировать сарай?

Женщина отрицательно покачала головой. Василий оценивающе скосил на нее глаза и назвал про себя «погорелицей». Погорелица была симпатичная.

– А я думал, в сарае вас муж запер.

– Муж у меня погиб. Еще в сорок первом…

– Простите, – Василий ощутил неловкость. Он всегда в таких случаях чувствовал себя неловко. – В конце концов это я сделаю сам. Выберу свободное время, приеду и починю сарай.

– Спасибо, – женщина постепенно оживала. У нее даже голос сделался другим – наполнился красками, полутонами.

– Как вас зовут?

– А? – женщина вскинулась, движение было неловким.

– Зовут как?

– Зовут? Людмилой.

– Ведро, Люда, нужно, чтобы воды набрать. Ведра три надо вылить. Чтобы сарай не задымился. А то… все, в общем, может быть.

Заохав, Людмила поднялась со скамейки, болезненно накренилась на один бок.

– Пойдемте со мной, одна я не справлюсь, – попросила она.

То, с чем не могла справиться слабая женщина, Василий Егоров справлялся в одно касание, от мокрого сарая даже пар перестал идти, лишь у основания его образовались черные, будто бы смешанные с погребальной краской лужицы, склеили песок, который Егоров бросал на дымящиеся доски.

– Не пойму только, чего вы так растерялись, когда сарай задымился? У вас же крючок на двери, достаточно было его откинуть и вы очутились бы на улице.

– Растерялась, – лицо у Людмилы сделалось виноватым и одновременно жалобным, – сама не знаю, как…

– Бывает такое, – поспешил успокоить ее Василий, – даже с очень опытными людьми бывает.