Вильям Козлов - Карусель

Люба, очевидно, еще этого не понимала, она воинственно нападала на знакомых мужчин, требовала от них прежнего внимания, пыталась кокетничать, соблазнять, но все это лишь еще больше от нее отталкивало. У таких женщин оставалось лишь прошлое, воспоминания...

И Люба ударилась в них! Она мне рассказывала, как за ней в Перми ухаживал главный инженер завода, который потом в Москве стал большой шишкой. И какую глупость она тогда совершила, что не ответила на его ухаживания! Сейчас бы на «Чайке» разъезжала по столице...

Наверное, я задремал под ее монотонное бормотание о своих былых победах, потому что она вдруг умолкла и после затянувшейся паузы спросила:

— Ты меня не хочешь, Андрей?

— Я хочу спать, — ответил я. Глаза мои и впрямь слипались. Если человек целый год не пригублял и рюмки, то с полбутылки коньяка ему становится плохо. Нет, голова моя работала ясно, но внутри была неприятная сосущая пустота и никакой коньяк ее не заполнит. Люба приблизила ко мне свое порозовевшее круглое лицо, и я заметил над верхней губой темную полоску. В молодости от кого-то слышал, что пушок над верхней губой у женщин — это признак страстности... И еще я заметил в ее карих глазах какой-то алчный блеск...

Испугавшись, как бы она не бросилась сама раздевать меня, я поднялся — мы сидели в большой полупустой комнате на деревянной кровати, застланной ковром — и пошел на кухню. Окна моей новой квартиры выходят на квадратный двор. В Ленинграде подобные каменные дворы — может, несколько меньше, чем наш, — называют колодцами. Однако в любое время дня у меня в комнатах было светло. Утром отбрасывала солнечный отблеск желтая стена, а вечером лучи сами заглядывали в мою неблагоустроенную квартиру. Непривычно было, что во всех стенах — многочисленные окна, почему-то казалось, что у соседей весь я на виду.

Сидя на табуретке, я смотрел на желтоватую стену, блестящие оцинкованные карнизы. На балконе напротив молодая женщина в ситцевом халате выколачивала маленький коврик. Руки у нее до локтей обнажены, на светловолосой голове синяя косынка... Вон старается, украшает свою новую квартиру, а мне все придется делать самому. Любе и в голову не пришло спросить: «Помочь тебе, Андрей? Может, хоть пыль с подоконников вытереть?» Люба сидит в комнате и пьет коньяк...

И тут я услышал топанье тяжелых ног по крашеному паркетному полу. Сначала подумал, что это наверху, но я знал, что соседи еще не въехали в квартиру надо мной. Топала в соседней комнате массивная Люба. Она наверняка весит больше 80 килограммов. Там у меня перевезенная со старой квартиры югославская стенка... Явственно услышал, как выдвигают ящики, скрипнула дверца гардероба. Если на цыпочках подкрасться, то я застукаю ее, как говорится, на месте преступления, но я не стал этого делать. Глупая интеллигентская привычка — не ставить знакомого человека в неловкое положение. За это я и был наказан поделом!..

Я встал, ногой отодвинул табуретку, громко кашлянул, даже нарочно зацепил ногой за ящик с инструментом в моем длинном и узком коридоре.

Когда я вошел, Люба сидела на прежнем месте и даже держала в маленькой короткопалой руке рюмку с противно колыхающимся лампадного цвета коньяком.

— Я думала, ты там... заснул, — улыбнулась она. Алчный блеск, который я самонадеянно принял за вспыхнувшую страсть, еще больше разгорелся в ее карих маслянистых глазах. Бесформенной грузной кучей с шеей, вдавленной в широкие плечи, сидела она рядом. У нее плечи борца, а толстую руку у предплечья мне не обхватить и двумя ладонями. И все-таки одна деталь мне врезалась в память: Люба не успела просунуть обтянутую голубым капроном ногу между кроватью и журнальным столиком. Нога с мощной ляжкой неудобно выдвинулась в сторону и явно мешала ей нормально сидеть. Чуть позже она незаметно просунула ногу под стол.

— Я вижу, ты сегодня не в своей тарелке, — вдруг заторопилась она. — Отдыхай, устраивайся, только не забудь пригласить меня на новоселье... Я тебе приготовлю подарок!

Что-то в ее надтреснутом голосе было неестественное, нарочитое, этакий фальшивый оптимизм. Что же она так лихорадочно искала в комнате? Мне действительно захотелось поспать, и эта мысль как-то сама по себе заглохла в моем сознании. Зато всплыло другое: «не в своей тарелке...». Ей хотелось, чтобы я был в ее «тарелке»?..

— Не забудь на кухне повесить кремовые занавески, — уже на пороге посоветовала она. — Они будут как раз под цвет твоих обоев. Маленькая, конечно, кухня, но тебе одному...