Захар Прилепин - Некоторые не попадут в ад

Батя сразу перешёл к делу.

Спросил, где служит Томич. Спросил, как тот относится к Плотницкому.

Томич что-то — тут лучше всего, на мой взгляд, подходит слово «буробил», — но на самом деле всё-таки отвечал.

Мне всё казалось, что Батя вот-вот повернёт ко мне бешеное лицо с побелевшими глазами и спросит: «Это, блядь, твой комбат?!» Томительно, стыдно, невыносимо нудно шла самая отвратительная минута в моей жизни; знаете, когда я в бассейне, на школьных занятиях физкультурой, классе в седьмом, нырнул с бортика, и плавки у меня оказались ровно на коленях, — я чувствовал себя куда уверенней, куда спокойней, — даже из-под воды слыша хохот одноклассников и видя счастливые, чуть расплывшиеся физиономии одноклассниц, вроде как отвернувшихся, но на самом деле развёрнутых ко мне внимательными, остроносыми профилями, включая ту, которую я хотел видеть своей женой. А теперь я подливал водку Главе, мысленно уговаривая: «Выпей, Бать, выпей, пожалуйста!» — и, о счастье, он тут же подхватил рюмку, — но, о ужас, и свою, невесть откуда взявшуюся рюмку сам себе, едва я поставил графин, тут же наполнил Томич, и тоже её, чуть плеснув себе на рукав, поднял. «За знакомство!» — сказал Батя. «За знакомство!» — по кой-то хер ответил Томич, угодив своей рюмкой примерно в рюмку Главы, плюс-минус пять-семь сантиметров. Я с ним чокаться не стал — я смотрел на Томича глазами, высверливающими в его лбу дырки, над его головой уже летела костяная стружка, — но, понимая значение моего взгляда, он изобразил на лице — одной губой, одной щекой, одним глазом — что-то такое, типа, успокаивающее: да, Захар, я немного пьян, но меньше, чем ты думаешь, будь спокоен — видишь, сидим, общаемся.

Глава спросил, где Томич воевал.

Томич ответил: на Донбассе.

Плюс ответа был только в том, что он был короток, и там оказалось сложно рассыпать и спутать буквы.

— Где конкретно? — спросил Батя.

Томич подобрался и дальше — молодец! — перечислил все операции, с датами, со своими должностями; более того, когда дошёл до Дебальцево, и Глава сказал: «Я был в этом месте», — Томич спокойно (по мне — так развязно) ответил: «Я тебя там видел».

«Я!» — бля! — «Тебя!»

Между тем, лицо Захарченко по-прежнему ничего не выражало — казалось, он даже не видит, что Томич пьян; он только кивнул в ответ на полученную информацию и, разлив всем ещё по рюмке, сказал:

— Я тебя не знаю, но Захар — мой брат, и его рекомендации принимаются мной на веру безусловно.

«Нихера себе», — подумал я; трезвея с каждой рюмкой до какого-то уже хрустального — причём речь идёт о горном хрустале — состояния.

Я видел вопросительные глаза выглянувшегося из-за портьеры официанта, видел косящуюся личку Главы, пытающуюся понять, что это за странная такая компания, видел самого Главу — он деловито закусывал и говорил о том, что его не волнует, как мы будем вооружаться; нам дадут известный минимум — но не более того; всё остальное ищите, где хотите.

Томич повторял «понял» или «я понял-понял» на каждое второе слово Главы, тем самым мешая Главе разговаривать, перебивая его, — но Глава и это терпел, будто не замечая, — хотя при иных обстоятельствах затыкал людей за куда меньшие проступки и даже не различимое мной несоблюдение субординации.

Зашёл разговор о наших знакомых контрабандистах — известных и Захарченко, и мне, и Томичу, — и, немного забывшись, я сообщил, что Томич сидел: вроде как ему проще будет с этим контингентом.

— Ты же говорил, Захар, что у тебя не будет сидевших! — вдруг повернулся ко мне всем корпусом Захарченко; он всё помнил и всё сёк! — А у меня тут целый комбат — без пяти минут рецидивист…

Не торопясь, выдерживая достоинство, с некоторым даже нажимом, я изложил Бате обстоятельства получения Томичом срока: в итоге получилось так, что его даже уважить за это надо.

Глава выслушал и вдруг, обращаясь к Томичу, перешёл на феню.

Здесь я мог бы соврать и придумать их диалог — но я ничего не понял, и ничего не запомнил; они перебрасывались на воровском жаргоне таинственными и хлёсткими фразами: Захарченко атаковал, Томич ловко парировал, и, наконец, рассмеялся — несколько даже, мне показалось, протрезвев:

— Знаю я всё это, знаю. Откуда ты вот знаешь?

Этим своим «ты» он меня порядком уже бесил; но что было — то было: Томич выдержал те экзамены, которые должен был выдержать; а что он пьяный явился — ну, с кем не бывает.

Я, честное слово, оценил в ту ночь Батино — как это назвать? — государственное мышление? командирское понимание? человеческую широту? — как-то так.