Игорь Фёдоров - Две истории

Жена быстрым шагом направилась в гостиную. И тут же послышалось:

— Охренеть! Это как же так?

Муж решил оставить этот абстрактный вопрос без ответа. Вместо этого он начал разливать кипяток по чашкам.

Жена вернулась на кухню, молча достала из ящика другой нож и принялась кромсать торт, изредка качая головой.

— Я все могу понять, — произнесла она, наконец, — но обязательно было ломать дверцы? Часам столько лет!

— Почему сразу ломать? — возмутился муж, — Я их открутил.

И поспешил добавить:

— То есть, я одну створку открутил, а другую очень аккуратно пассатижами пришлось выдернуть. Она-то как раз и не открывалась.

— Винтик не откручивался? — догадалась жена, раскладывая торт по блюдцам.

— Во-во, — обрадовался муж взаимопониманию, — он так плотно сидел, что аж нож сломался.

— А по другому нельзя было?

— Можно, — неохотно кивнул муж.

Жена молча ждала ответа.

— Как оказалось, у большинства настенных часов открывается задняя стенка корпуса, так в Интернете сказано.

— И у нас именно такие часы?

— Еще лучше. У нас просто крышка снимается, без всяких отверток, — радостно сообщил муж, — как шапка с головы. Здорово, правда?

— Но все это ты узнал после того, как сломал дверцу?

— Там дело даже не в этом, — муж пододвинул чашку к жене.

— В чем же там дело?

— Обычно в часах кукушка сама открывает створки, так предусмотрено механизмом. Она выезжает, тем самым открывая дверцы. Уезжает, дверцы закрываются. Так немцы придумали, так и повелось. То есть, немецкая кукушка не будет стучать изнутри. Не работает одно, не будет работать другое. Все взаимосвязано. Но…

Он вопросительно посмотрел на жену.

— Но у нас-то кукушка итальянская, — с гордостью аристократки заметила жена.

— Точно. В итальянских подобных часах, самых первых, кукушка и двери работали обособленно, но синхронно. Поэтому, если в таких часах дверцы не открываются, кукушка об этом ничего не знает и пытается работать в привычном для нее режиме.

— И единственный выход — сломать створки?

— Если бы я полез в механизм…

— Не надо.

— Там всякие анкерные колеса, — продолжал умничать муж, — поворотные рычаги, звездочки всевозможных размеров. Сразу не разберешься.

— Все гениальное — просто. Немцы в этом плане молодцы.

— Сложный механизм требует математической точности, — парировал муж, — именно поэтому Да Винчи — итальянец.

— А ты, будучи русским, решил проблему с помощью пассатижей?

— Да я все исправлю.

Фраза, «да ты уже и так все исправил», знакомая каждому мужу, могла поставить крест на перемирии, поэтому жена —мудрая женщина — ее опустила.

— Ювелирная работа, — сыронизировала она, — в кого же ты такой уникальный?

— В отца, а твой Ткачев и такое не может, — с обидой в голосе сообщил муж, — он ничего не знает, кроме логистики, а кукушка работает.

— Работает, работает. Молодец. Главное, что птица на свободе.

Тут она согнулась пополам, ее плечи затряслись, а кухню наполнил звонкий смех.

— Опять чего-то вспомнила? — недовольно спросил муж.

— Ага, — жена выпрямилась, вытирая слезы на глазах, — как ты ко мне в общагу ночью лез.

Эту ситуацию они обсуждали не одну сотню раз, но каждый оставался при своем.

— Сама сказала — третий, — в очередной раз оправдывался муж.

— Я сказала — второй этаж, — жена опять расхохоталась, — всю общагу на уши поставил.

Муж только рукой махнул. Главное — кукушка работает.

Они, в итоге, развелись через два года. Но очень скучали друг по другу и постоянно перезванивались.

Остывший песок на пляже и холодная вода в пруду уже не могли меня убедить, что день был жарким. А он был именно таким.

Я присел на камень. Сейчас, вечером, здесь было тихо и спокойно. Легкий ветер рябит гладь пруда и тревожит ивовые листья, длинные и тонкие, как стайки гольянов в водорослях. Солнце скрылось за верхушками сосен, но небо было еще чистым от вечернего сумрака. Город где-то далеко, его суета не доходит до этих мест.

Она ушла сегодня днем, когда я, искупавшись до изнеможения, вылез из воды и упал на горячий песок. И она сказала мне это именно сейчас, когда я счастлив, умиротворен и бессилен. Почему именно в этот момент? Когда я, еле успев к закрытию купального сезона, смыл с себя всю городскую грязь, все обиды на коллег и все недовольство начальством. Я словно заново родился.

Я смотрел на мелкие ребристые волны, пытаясь припомнить сегодняшнее утро, может быть, там что-то закралось. Да нет. Все было, как всегда — шумно, весело. Все, как у молодых. Да, мы были далеко не самой лучшей парой, и вряд ли думали о свадьбе, смотря друг на друга за завтраком. Она могла расстаться со мной в любой другой день, и я бы даже не стал ее отговаривать. Но сейчас… Почему именно сейчас? Быстро оделась, подхватила шлепки и направилась на остановку, ни разу не обернулась. Ни разу, я-то смотрел ей вслед, пока она не скрылась за кустами шиповника. Я остался в недоумении, как ребенок, наспех сорвавший новогоднюю обертку, а там… ну не знаю… поваренная книга. Вот такое же, примерно, чувство.