Игорь Фёдоров - Две истории

— Я легко стану монолитом, — прошептала Катя и встала на ватные ноги.

— Это уже будет просто притворством, — покачал головой Никита, — ты не сможешь измениться так же, как и я. Иначе это будет более худшей игрой, чем то, что вытворяют твои лицедеи. Дай телефон.

Катя с готовностью протянула ему сотовый, в надежде благополучного решения сложившейся ситуации. Но Никита удалил свой номер, стер все сообщения и уничтожил историю вызовов. Катя чувствовала себя униженной и беззащитной. За нее уже все решили, не дав шанса хоть как-то спасти ситуацию.

— У меня в книжке он записан, — тихо проговорила она.

— Конечно, записан, — Никита вернул телефон, — извини.

Он повернулся и пошел в ту сторону, где была его жизнь без Кати и театра.

Легкое дуновение ветра, шелест листьев, солнечные лучи, греющие кожу. Все это не могло спасти от случившегося.

Кате хотелось расплакаться. Слезы могли бы немного облегчить душу, но их, как назло не было. Что-то тяжелое и безысходное опустилось к ней на плечи, заставило сгорбиться. Катя дрожащими руками достала сигарету и опустилась на лавочку. Несколько попыток заставило колесико зажигалки чиркнуть о кремень и вызвать огонек. Такой драмы ей еще не приходилось наблюдать, а участвовать в ней и подавно. Еще совсем недавно она чувствовала себя очень плохо, когда бросила Егора. Но теперь, когда правосудие восторжествовало, это было исключительно гадко. Все же бросать и быть брошенной, это две разные вещи.

В голове словно образовалась каша из эмоций, желаний, непролитых слез — и все это застыло, как на морозе. Словно змеи запутались в тугой клубок, и ни одна из них не может выбраться, и тем самым ослабить узел. Тупик.

Дым от сигареты плясал в воздухе, кувыркался — легкий и независимый.

Катя заглянула в отдел кадров.

— Я по объявлению.

— Только что учебу закончили? — предположила женщина, смерив Катю опытным взглядом.

— Да, — солгала та, — но у меня высокий средний балл.

— Но опыта работы нет?

— Есть непреодолимое желание работать.

Женщина грустно улыбнулась.

— Оставьте ваше резюме.

Катя вышла на улицу и в блокноте вычеркнула из списка восьмое предприятие. Оно же — последнее.

В день очередного отбытия Никиты на вахту, Катя пришла на вокзал. Она бродила среди мужчин с большими сумками, слышала их разговоры, анекдоты, смех. Как выброшенный на берег необитаемого острова напряженно вглядывается в бесчисленные волны, поддернутые утренней дымкой, так и она искала Никиту среди мужских лиц, так похожих друг на друга. Но вот самого Никиты нигде не было видно. Может он уже сидел в вагоне, может уволился или взял отпуск. Может, уехал в другой город. Расспросы тоже не увенчались успехом.

Она не знала, где он живет. Не знала его друзей. Номер телефона не записала и не запомнила наизусть. Даже фамилию не смогла вспомнить, а фотографии из детского сада лежали, позабытые где-то в потаенных недрах квартиры. Одним словом, человек исчез из ее жизни, не оставив следа, кроме рубцов на сердце. Может, надо было больше интересоваться жизнью своих мужчин, а не зацикливаться на себе и театре.

Люди заняли свои места в вагонах, на весь вокзал раздался гудок электровоза, женский голос объявил об отправке очередного состава. Поезд, стуча и лязгая металлом, потащил тяжелые вагоны на восток. А Катя осталась одна, никому, как ей казалось, ненужная.

Катя не хотела видеть, что будет твориться дальше. Она в очередной раз закрыла глаза, и тут же ее охватила тишина, полная и безжалостная. Ветки не трещали, языки пламени, как казалось, застыли на месте. Ничего не выйдет, опять подумала Катя. Это не закончиться без меня. Проклятье.

Она открыла глаза и все ожило.

Катя вернулась домой, автоматически включила чайник. Родители на работе, никто не помешает. В ванной комнате она повернула оба крана, заполняя ванну теплой, приятной на ощупь, водой. Затем в комоде отыскала пару ножниц, на поверку оказавшиеся тупыми. Недостаточно острыми были и ножи в кухонном шкафчике. Дело должно быть сделано сразу, вторая попытка может быть отменена из-за боли. Катя ходила по квартире, как пожарный инспектор, внимательно заглядывая в каждый ящик, в каждый угол.

В кладовке, среди прочего хлама и старой одежды, хранились инструменты отца, в беспорядке сваленные в одну кучу и укрытые брезентовым пологом. Но они хоть и выгодно отличались по остроте от предложенных судьбой чуть раньше хозяйственных приборов, тоже не внушали особого доверия. Ножовка, топорик, даже болгарка, приглянувшаяся в начале, больше походили на набор маньяка, а не брошенной девушки. Но Катя знала, что ей сейчас может пригодиться — сапожный нож для резки кожи, очень острая и удобно сидящая в руке вещь. Она крепко взялась за ручку ножа. То, что нужно. Острое наточенное лезвие — отец часто пользовался ножом для резки линолеума или войлока.