Игорь Григорьян - Иллюзия

— И где это?

— Где? Я не знаю. Но думаю где-то внутри вас, — Агафья Тихоновна замолчала на мгновение, — ведь иногда чтобы дойти до искомой точки внутри необходимо пройти длинную дорогу снаружи.

— Я понимаю.

— Еще бы вы понимаете, — Агафья Тихоновна хмыкнула, — иначе бы вас здесь не было, — она продолжала держать меня под руку и смотреть вперед, в озерную даль, подернутую туманом, затем повернулась и посмотрела прямо в мои глаза. Я выдержал ее взгляд молча, как бы ожидая продолжения. Но ничего не последовало, акула отвернулась и сохраняя молчание кивнула в сторону озера.

— Вы уверены что эта дорога верна? — в воду лезть совсем не хотелось.

— Любая дорога верна. Много дорог ведут на вершину горы, но вид с нее один, — акула подплыла вплотную к озеру и ударила хвостом по водной глади. Вода вздулась и рассыпалась мелкими, матовыми, не пропускающими свет, черными брызгами, — но вы не бойтесь, вам ничего не угрожает. Времени здесь нет, а одна вода, без Времени, никак не сможет вам навредить. Она бессильна. Не бойтесь, — уже мягче повторила Агафья Тихоновна, — человеческий страх иллюзорен, и пока вы не начинаете его испытывать — его нет. Только вы сами способны пустить его в свое сердце. Или закрыть перед ним дверь. Вы и только вы есть его единственный и полноправный хозяин.

— И что же делать?

— Всего лишь сделать выбор. Стать ветром, гнущим траву. Или травой, гнущейся от ветра.

Я молча кивнул головой и постоял еще мгновение прислушиваясь к внутреннему противоборству, после чего дернул головой, что могло означать лишь принятие решения и сделал первый шаг в воду:

— В путь, — мои слова гулко разнеслись над озерной гладью и вода подернулась мелкой рябью.

Внезапно, одновременно с моим первым шагом, в землю ударила радуга. Внезапно, без всякого дождя и солнца. Без всего того что мы привыкли считать необходимым для образования этого удивительного феномена Природы и человеческого зрения — радуги. Ударила вертикально вниз, как будто кто-то невидимый сверху направил на нас светящий полным спектром мощный фонарик.

Мы с Агафьей Тихоновной, словно повинуясь неслышной команде, подняли головы и застыли наслаждаясь этим неожиданным светом, питались им, глотали его, словно голодный дракон, только что покинувший свой зонт, и наполнялись силой, так необходимой нам для путешествия. Радуга была мощной и плотной, наполненной живой субстанцией — вибрацией еще полностью неизвестного человеку, но уже названного им электромагнитным, поля. Отдельные ее цвета переливались, появлялись и исчезали, вновь исчезали и вновь появлялись, словно невидимый композитор исполнял цветовую симфонию, пользуясь Светом, как музыкальными нотами. Радуга практически не рассеивалась, била вертикальным лучом, впитывалась в наше Сознание, рождала светлые мысли, а в голове звучала музыка. Даже не звучала. Рождалась. Такая реальная и живая. Музыка Света.

Спустя какое-то время радуга начала терять густоту, насыщенность, и достигнув края своего существования, растворилась в Пространстве, но оставшись навеки в наших головах, она продолжала питать воображение, формируя тем самым все наши последующие мысли. Мысли, а значит и действия.

— Вот теперь точно в путь, — я повторил свои же слова, сказанные минуту назад, сжал акулий плавник, который не выпускал все это время и мысленно поблагодарив неизвестного мне создателя радуги, сделал второй шаг в воду.

Вода обняла меня за щиколотки, пробежав холодком по коже. Сотни красных, а точнее инфракрасных солнц освещали матовую поверхность озера, но этот Свет не освещал, а грел. Лучи не могли проникнуть сквозь толщу воды и она переливалась всеми оттенками темного. Черный и фиолетовый преобладали.

Первый шаг, нарушивший покой воды, и одновременно с моими словами покрывший рябью все озеро, разорвал водную гладь в разных местах. Разорвал в прямом смысле этого слова. Разорвал глубокой пропастью, отвесной скалой, бездной. Вода рвано расступалась то здесь, то там, и над ее поверхностью появлялись молчаливые фигуры. Фигуры мужчины с рюкзаком на спине и драконом на шее. Мужчины, держащего за плавник большую белую акулу, которая говорила ему что-то, склонившись прямо к его голове.

— Здесь все существует одновременно, помните, — Агафья Тихоновна наклонилась к моему уху и объясняла шепотом, еле слышно, едва касаясь меня губами, — а значит мы уже были и там и там, — она указывала на темные тени по очереди, — или будем, или есть, здесь это совершенно неважно.