Сергей Яковлев - Советник на зиму

— Бегите к Потапу Степановичу, он давно вас ждет!

Разговаривает по-доброму, как будто и не пробегала между ними накануне черная кошка.

В приемной Низговоров проходит мимо приоткрытой двери, в щель видит Асмолевского и Павлыча, слышит громкие слова последнего:

— Кто с ним работал, Рябой? Я предупреждал, что ничего не получится. С таким не договоришься. Сразу мочить надо было!

Догадывается, что это про него. Толкает дверь губернаторского кабинета. Потап Степанович встает из-за стола, встречает улыбкой — ясноглазый, молодой, как на фотографии в кабинете советника Козлова. Но Низговоров уже не верит ему, набрасывается с упреками:

— Почему вы все время уступаете противникам, даже когда считаете, что правы? Почему предаете меня, других немногих верных вам людей, готовых стоять за правду и за вас до конца? Я понимаю, конечно, что только благодаря этой черте вы и выжили…

Потап Степанович пытается знаками о чем-то его предупредить, широко поводит рукой. Низговоров оглядывается. За длинным столом заседает совет: Викланд, Волк, Маранта, Леша. У Волка на лбу пластырь, но вид в целом — здоровый. Солидный черный костюм, белоснежная сорочка с галстуком…

— Как вы? — Низговоров бросается к нему. — Как успели-то сюда?

— Ваш Миша подвез, — басит Волк. — Он-то меня и спас!

У него и зубы целы, отмечает про себя Низговоров. Что же на кладбище шепелявил?

Викланд от радостного возбуждения часто-часто кивает.

Низговоров не глядит на Маранту, точно боится ослепнуть. А ведь так переживал за нее, так ждал встречи! Потап Степанович сам тянет его к ней:

— Мы должны были ее спрятать, чтобы сохранить.

Низговоров доволен, что Потап Степанович ценит и бережет Маранту, но по-прежнему не поднимает на нее глаз. Даже не представляет себе, как она теперь выглядит.

— Теперь у нас цивилизованное, умное, энергичное правительство! — с удовлетворением говорит губернатор.

— Но что здесь делает этот фрукт? — тихо спрашивает Низговоров, незаметно кивая на Лешу.

— В современном мире финансы — это власть, — отвечает за губернатора Леша. — Следовало как-то вывести бюджетные средства из-под контроля ворюг и бандитов. С вашей помощью нам это удалось. Теперь деньги возвращены полностью. Я ведь намекал вам, что я патриот. Не поняли?

— А Козлов?

— Он задержан на границе. Уже дает показания, — сообщает губернатор.

— Кому, Постиле?!

— Ну, что вы… Кстати, эпизод с покушением на вашу жизнь взят в отдельное производство под моим личным контролем. Рябой в тюрьме, но он — простой исполнитель. Необходимо найти и арестовать Асмолевского и Некрасова.

— Я только что видел их в соседней комнате! — быстро вспоминает Низговоров. — По-моему, они замышляют новый заговор…

— Вот так так! — Кудряшов почему-то смеется. — Не зря говорят, что воображаемая жизнь для вас, художников, куда важнее, чем жизнь реальная!

— Вы-то здесь откуда? — беспокоится Низговоров. — И кто произведет арест?

— Как, разве вы не знаете? Теперь вы прокурор!

«Прокурор?.. Но я художник, а не прокурор!»

Его ведут в зал, где уже собралось много людей. Все лица с ожиданием обращены к нему. В первом ряду — Асмолевский с Павлычем. Судя по всему, предстоит церемония вступления в должность.

— Мы, художники, не сразу позволяем себе стать такими, — говорит перед аудиторией Низговоров, про себя любуясь своим чеканным слогом. — Сначала мы долго и упорно доказываем, что умеем любить эту жизнь, любить всех вас, публику, удерживать ваше внимание. Это уже потом мы требуем, чтобы вы следили за нами ради нас самих, наших беспорядочных и, возможно, тупиковых исканий.

Павлыч с хитрым видом подходит к окну и настежь открывает форточку. Внезапный холод пронизывает Низговорова до костей. Да разве так можно, никого не спросив, ведь еще не лето? Он решается, наконец, поднять глаза на сидящую в зале Маранту, хочет заручиться ее поддержкой в борьбе с Павлычем — и видит вместо нее ослепительное пламя, которое желтым студнем вливается через глазницы ему в голову…

Низговоров проснулся. В лицо било леденящее рассветное солнце. Он навзничь лежал на обочине дороги, на проталине, покрытой грязной прошлогодней травой. Перед ним расстилалась болотистая кладбищенская низина с пупком изрытого холма на горизонте. Спина отсырела. Холод пронизывал до мозга костей.

Он сел, с трудом сгибая занемевшее тело. Стер глину с ботинок пучком травы. Попытался разделить сон и явь. Если он сейчас вернется в башню, а там у подъезда ждет Миша в машине — что тогда? И неужели Волк на самом деле умирает сейчас в яме на том черном холме? А Козлов, задержанный с украденными деньгами? А Павлыч, наставляющий Асмолевского?.. Все возможно. Все, кроме одного. Он уже никогда не увидит Маранту. Это не удалось ему даже во сне.