Сергей Яковлев - Советник на зиму

Низговоров не решился вызвать лифт. Вышел на лестницу и на цыпочках спустился до площадки первого этажа. Прислушался. Надавил на створку двери, ведущей в коридор. Оглушительно заскрипели петли. Низговоров замер, прижался к стене, какое-то время не двигался. В дальнем конце коридора, где за углом при входе сидела охрана, было по-прежнему тихо. Он оторвался от стены, сделал несколько неслышных шагов по ковру, взялся за ручку ближней двери…

Это был кабинет завхоза. Низговоров сразу узнал массивный дубовый стол с резными ногами, приобретенный в антикварной лавке: хвастливый Павлыч демонстрировал его всем жильцам. Стол был накрыт на две персоны: красивые тарелки из тонкого фарфора с позолотой, возле каждой множество серебряных ножей и вилок, свечи в серебряных же подсвечниках. Еды не было. Низговоров обогнул стол и пробрался к тяжелой шторе, спускавшейся с потолка до самого полу. Она должна была скрывать окно. Он потрогал плотную ткань в одном, в другом месте; за ней прощупывались какие-то рубчики и пряжки, но окна не было. В коридоре послышались вкрадчивые шаги. Так умел ступать только Павлыч в своих кроссовках. Низговоров запаниковал; он точно знал, что окно в кабинете есть, более того — представлял его расположение: шагах в двух от того места, где он щупал. Нужно было сделать всего два шага, приподнять штору, отпереть шпингалеты — и он спасен!

— Как раз к ужину, — раздался сзади голос Павлыча. — Я знал, что дождусь.

Низговоров резко повернулся к нему и напустил на себя независимый, даже несколько заносчивый вид. С презрительным смехом сказал:

— В тарелках-то пусто!

Павлыч не должен был знать, что он боится.

— А у меня дичь! — невозмутимо отреагировал Павлыч. — И наедимся, и кровушки напьемся… Ты думал, там окно? Нету там никакого окна.

Он рванул штору с другого конца. За ней открылся потайной ход. «Так вот где Павлыч встречается с разбойниками!» — подумалось Низговорову. Он с любопытством двинулся следом и осмотрелся. Помещение было узким и глухим, как чулан, каменный мешок без единого оконца. Свет от свечей на столе сюда почти не проникал, поэтому требовалось время, чтобы глаза привыкли и что-то разглядели. На стене в конце чулана Низговорову удалось различить большое распятие, под ним — что-то вроде кушетки для осмотра больных, какая стояла в фельдшерском кабинете, на кушетке — ворох белья.

— Ты спишь тут? — спросил Низговоров.

— Давай нож, — приказал Павлыч.

— Ты что, рехнулся? Откуда у меня нож? — соврал Низговоров.

— Ладно, я топором.

Низговорову показалось, что этот топор он где-то уже видел. Павлыч извлек его из-за пазухи. Крадучись двинулся к кушетке. Низговоров глядел во все глаза. Значит, там дичь! Но неужели он прямо здесь кого-то зарубит? И станет пить горячую кровь? И тут словно молния осветила разум Низговорова. Он понял все, о чем в разное время говорили губернатор и другие. Это сатанинский обряд посвящения! Павлыч магистр, ему ведома тайна господства над миром, и теперь, когда Низговоров близок к разгадке, он хочет повязать его чьей-то кровью, чтобы заставить молчать! Надо во что бы то ни стало не допустить убийства. Низговоров нащупал под пальто рукоятку ножа и начал потихоньку, чтобы не насторожить Павлыча до времени, разматывать полотенце.

В этот миг Павлыч откинул простыню.

На кушетке лежала связанная Маранта.

Павлыч уже заносил над ней топор, а длинное полотенце все не кончалось, запутавшись в брючном ремне, и Низговоров все никак не мог высвободить нож. Наконец собрал все силы, вырвал, больно полоснув зазубренным лезвием себя по животу, и с коротким замахом, ухватившись для верности за рукоять обеими руками, вонзил клинок в жирную спину завхоза…

Проснулся в полной темноте.

Надрывно билось сердце. Пахло раскаленным металлом и чем-то еще. Одеяло, край простыни, подушка, даже старый матрац и спинка кровати — все отдавало резким кислым запахом.

Низговоров заученно кинулся на кухню и выключил под обгоревшим пустым чайником огонь. С недоумением взял со стола длинный нож, зачем-то пощупал зазубрины, швырнул обратно. Стащил мокрую рубашку, наскоро ополоснулся под душем холодной водой. Осмотрел живот: на нем отпечатался рубец от пряжки брючного ремня. Оделся в чистое, повязал галстук. Причесался. Проверил, на месте ли удостоверение, бумажник и часы. Стрелки показывали половину второго. Тщательно запер дверь, вызвал лифт и вышел мимо вытянувшихся перед ним сонных охранников на воздух.