Игорь Смирнов - Записки падающего

— Ты-то чем занимаешься? — поинтересовался он.

— Я-то? — я усмехнулся. — Электрик пятого разряда… На заводе работаю.

— Ну, значит, коллеги, Дух! — подхватил Леонид. — Тебе хоть деньги платят, а нам… Ой, ладно… — он вдруг нахмурился, сунул руку в карман куртки — и вытащил оттуда наручные часы, обычные, на ремешке. Надо же, не изменил привычке…

— Извини, шеф меня ждёт, Дух, — развёл руками он. — Так что пока. Мне надо скакать, — и он протянул руку для прощания. Я машинально подал свою. Пожал он её не сильно, атлетическому детству вопреки. Так — приложился. Да он никогда руку тискать не любил. Вообще презирал разводить все эти мужественные ритуалы. Обмениваться рукопожатиями, расставаясь. Когда и здоровался-то, к хохме какой-то процесс сводил. Тряс руку и указательным пальцем щекотал ладонь (а ведь сегодня мы за руку вообще не поздоровались, дошло тут до меня). Кое-кого это, кажется, злило. Единственное, может быть, дурачество с его стороны — вообще-то и дурачества он не слишком жаловал.

Сейчас он руку мою щекотать не стал — без этого обошёлся, а я вот взял да и вспомнил зачем-то. Стоял, как дурак, возле стола, где он оставил стакан и коржик недоеденный, и в спину его удаляющуюся смотрел.

В лабораторию, думал я. Да нет же, к шефу, он сказал. Всё равно. Аспирант. Учёный.

Странный он был всегда. И странные у него были родители.

Как-то при мне спросил он на кино у отца. «Папа, дай рубль» (столько, что ли, тогда надо было). А папаша палец указательный к потолку поднял и говорит: «А ты знаешь, куда на рубль можно уехать?» В том смысле, что чуть ли не в Тьмутаракань. Денег он всё-таки дал, но главное — фраза. Ход мысли. Да примерно в таком же духе и бабушка у меня рассуждала: «Такую вот банку можно подать цыганке, а такую — никак нельзя. Целых двадцать копеек стоит, буханку хлеба можно купить!..»

И мать у Лёньки как бы не совсем от мира сего. Хотя это, быть может, ещё труднее доказать и труднее проиллюстрировать… Ну, вот такой пример. Правда он и меня, наверно, не красит, раз помню… Но помню, да и всё. Было дело, остался я у них пообедать — сами же и уговорили — так вот, мне она положила один кусок колбасы, а Лёне — два. Интересно, правда?.. Мне и тогда смешным показалось. И немного противным. И ещё лоскуток слюды попался на той колбасе — тогда её в таком целлюлоиде продавали. Так и жарила с целлюлоидом вместе… А я — ничего, вида не показал, съел колбасу. Не оскорбляться же. Ведь все мы были люди простые. Да и до сих пор в такой же почти простоте живём.

Да, вот так вот… Яблоко от яблони… — ну и Лёнька тоже был большой оригинал.

Обсуждали раз на уроке вопросы брака и семьи — на литературе, что ли, очень может быть, — ну, Лёха и выдал: наш строй хорош, мол, тем, что при нём всё можно спланировать (87-й шёл год, социализм ещё не шибко критиковали). Ну всё-всё, в том числе всю эту демографию, рождаемость, количество разводов и браков, и т. п. И ведь до чего убедительно, математически, он всю эту петрушку разложил. Вообще-то коньком Лёньки математика-физика и была. Но и по болтологическим предметам он мог заболтать кого хошь. Причем, всюду, в любой области, в любой сфере, он всё равно оставался математиком, рассуждал, мыслил в математическом ключе. Очень логично, стройно выводил следствия из причин; умел вовремя от чего-либо абстрагироваться или, наоборот, конкретизировать, к месту выпуклый пример привести и — никогда не довольствовался тривиальными решениями. И учителя — почти все — от этих его сурово-неумолимых выкладок были в восторге. «Холодный, аналитический ум!» (Не помню, кто эти слова сказал; кажется, классная. А может, и не она одна.) Ну, прямо млели во время его выступлений (да по сути дела, это каждый раз был доклад), как будто своего подхода, нематематического, к собственным предметам и не знали, не имели. Короче, не осрамился Лёнька и в тот раз. Попал в самое яблочко, без осечки. Все только губки поджимают, округляют глаза. Фурор полнейший. Ну надо же! Всё так, оказывается, просто!.. Учёные-то не дремлют, просчитывают всё и планируют наперёд! Здорово.

Меня одного, наверно, общий энтузиазм почему-то не заразил (я, кажется, вообще был единственным в классе, кому дозволялось его теории оспаривать, — хотя и не слыл самым сильным учеником). Сижу в недоумении. На перемене к нему подошёл — хоть и сидели за одной партой, а в коридоре на перемене как-то солиднее — спрашиваю: «Лёха, а как ты всё-таки себе это представляешь? Ну как можно это спланировать — будет у Иванова сын или дочь? Разведётся он со своей женой или до бриллиантовой дотянет?» Оба мы тогда были ещё мальчиками-колокольчиками, и нас, конечно, немного распирало, что мы так абстрактно, спокойно можем на этакие темы рассуждать. В общем, Лёнька обиделся. «Ничего ты не понял, Дух!» А я и в самом деле не понял…