Надежда Днепровская - Визави французского агента

Оливье приводил ее к себе в квартиру, где она оставалась на ночь. Ее уже несколько раз вызывали в КГБ и строго предупреждали. И не только ее — отец, директор приборостроительного завода, получил выговор по партийной линии, у матери сорвалась путевка в Болгарию. Но Ольга не могла расстаться с Оливье.

Она познакомилась с ним в Бакуриани, где отдыхала во время зимних каникул и осваивала горные лыжи. Когда он увидел ее в первый раз, то был потрясен ее красотой. Сразу стал ухаживать, помогать застегивать крепления, возвращать ускользнувшие лыжи, дарил цветы, в общем, очаровал девушку, хотя был немного меньше ростом, чем она. До встречи с Оливье это имело для нее значение. А потом была грандиозная прощальная вечеринка у аборигенов. Когда все устали и расползлись по приготовленным спальным местам, то оказалось, что Ольге и Оливье выделили одну кровать на двоих.

Оливье быстренько разделся и лег.

— А ты чего не ложишься?

— А я тут, на стульчике, посижу. — Она очень огорчилась его не джентльменскому поведению. Она-то думала, что он предложит ей лечь, а сам где-нибудь переночует. Посидев на стульчике полчаса, умирая от усталости, она решила все-таки лечь с краешка.

К ее удивлению, Оливье не спал, а сразу нежно обнял ее и спросил удивленно:

— Почему ты не сняла трусики?

— Я, между прочим, девушка!

— Не может быть! Такая красивая! Куда смотрят твои русские?!

— Мне никто не нравился!

— А я?

— Это нескромно!

— Ну, повернись ко мне, Диана!

Он осыпал ее поцелуями, был настолько горяч и непреклонен… Ольга, стесняясь лишнего шума, отдалась Оливье. Он и впрямь был удивлен, лишив ее девственности.

После этой ночи Оливье стал ее тенью, ходил за ней по пятам, сыпал комплиментами, покупал ей цветы, дорогие украшения. Против такой любви трудно устоять, и она стала его любовницей. Он ей очень нравился, сильный, темпераментный, ревнивый, она считала эти качества признаками настоящего мужчины.

А уже 9 августа Оливье стоял, краснея, перед Бернаром и оправдывался:

— Дело в том, что в субботу мне обещали показать Эльбрус, Ольга поехала меня провожать в аэропорт. Там я хотел передать документы, а товарищ не пришел. Мы ждали до последнего, потом я передал бумаги Ольге, чтобы она только положила их в камеру хранения… Только в камеру хранения и все. Когда прилетел, она на свидание не пришла, хотя мы договорились заранее. Я позвонил ей домой, а там мне сказали, чтобы я больше не звонил, и повесили трубку. Тогда я пришел к ней домой, меня не хотели пускать, но я вошел, — там ее тоже не было. Ее мама сказала, что она в тюрьме! Это невозможно! Они должны разобраться — она же ни в чем не виновата! Я люблю ее, я без нее жить не могу! Как мне ее спасти?!

Столько отчаяния было в голосе Оливье и так велико было его горе, что Бернар не смог долго ругать этого остолопа. Позвонив своим знакомым, он быстро выяснил, что Ольга не дошла даже до камеры хранения, бумаги были у нее изъяты, а ее препроводили прямиком на Лубянку.

Бумаги сильно компрометировали кое-кого из высоких чинов в МИДе, а «товарищ» струсил. В результате у несчастной Ольги допытывались, кому она должна была передать эти документы. Умудренным опытом людям и в голову не могло прийти, что девушка ничего не знает. Уж больно бумаги были важными. А Ольге просто не повезло.

Бернар ничего не сказал об этом Оливье, отправил его в Африку «греться» недели на две.

— Я узнаю насчет Ольги, а ты без положительных результатов не возвращайся. Не спеши. Сделай все как надо, — отечески напутствовал Бернар Оливье.

«Узнавание» насчет Ольги завершилось крупной суммой ответственному чиновнику. К этому времени выяснилось, что девушка ни при чем, но признавать свои ошибки никто не любит. Она стала никому не нужна, а отпустить ее просто так уже не получалось. Тут и подоспел Бернар. Конечно, не лично, а через друзей. Девушка вышла из тюрьмы, пробыв там два месяца, но попала на 101-й километр. Из консерватории она была отчислена за прогулы.

Когда еще в начале августа мы сидели с Ольгой на скамеечке в сквере недалеко от зоопарка, она вдруг сказала:

— Наверное, я залетела…

— Ты уверена?

— Нет, но задержка уже три месяца…

— А чего ты не сходишь ко врачу?

— Ну как я пойду? Мама думает, что я еще девушка…

— Но ты не к маме же пойдешь? А вдруг ты правда беременна?

— Не говори ради бога этого слова, я уже и шкаф двигала, и ноги парила, вот в баню боюсь, когда ноги парила, то плохо стало. Как будто сердце перестало биться.