Надежда Днепровская - Визави французского агента

И вот в конце октября я наконец-то увидела Бернара. Моя тренировка как раз заканчивалась, когда он въехал в манеж на рыжем Резоне. Я глазам не поверила, ведь никаких вестей не было почти восемь месяцев. Бернар изменился, похудел, на нем был синий редингот, белые бриджи и даже перчатки. Раньше на тренировку он одевался как конюх, ему было все равно.

Я сгорала от нетерпения с ним поговорить, узнать новости, а мне пришлось сначала отшагать свою Тогу, потом завести ее в денник, расседлать, расчистить и только после этого вернуться. Я сидела на трибуне и ждала, пока Бернар отъездится. Проезжая мимо меня, он растерянно улыбнулся, а потом ни разу не посмотрел в мою сторону, отрабатывая застоявшегося жеребца. Резон был одним из самых строгих коней, и, работая с ним, нельзя было отвлекаться. Он всегда был готов подловить зазевавшегося всадника. Я терпеливо ждала, пока Бернар закончит тренировку, пока расседлает коня… Он здесь уже два часа, а я не услышала ни слова…

Бернар наконец пришел, держа в руках шлем, вытирая платком пот с шеи, большой, шумный, но невеселый.

— Да! Все плохо. И я тебе расскажу все как есть, ты имеешь на это право. Помнишь, как ты расплакалась весной? Предчувствия тебя не обманули…

Я боялась шелохнуться, начался какой-то неприятный шум в ушах, тело как будто обложили ватой…

Бернар продолжал говорить, но в глаза не смотрел.

— Я по порядку. Уйти из Корпуса Марселю не удалось — такими специалистами не бросаются, но отпустили его на длинный поводок. Он подал документы в Национальную школу администрации «ЭНА», это очень серьезное заведение, там учатся полтора-два года, но поступить туда очень трудно.

— Зачем ты мне все это рассказываешь? Лучше скажи, как Марсель, что с ним?

— Не спеши, пока я тебе рассказываю, я собираюсь с мыслями, я только с лошади, мозги растряслись… Вот ты ведь знаешь Сорбонну, так она по сравнению с ЭНА — просто курсы кройки и шитья при Доме культуры… Ее окончили Жискар д’Эстен и Жак Ширак, большинство французских премьеров, министров, госсекретарей, депутатов, послов.

— Ну да, да! Хорошая школа! Ты побыстрее с мыслями собирайся!

— Ну, еще немножко: знаешь, там самый главный экзамен — устный, который дает больше всего баллов, «гранд ораль», экзаменаторы задают буквально любые вопросы: какова территория Австралии, какой климат в районе Великих Африканских озер, в чем разница между шиитами и суннитами и т. п.

— Ну и?.. Он его сдал?

— Конечно, он бы — и не сдал! У него было много времени подготовиться.

— Что ты недоговариваешь?

— Ну, самую малость… То, что он вряд ли когда-нибудь к тебе приедет, этот дурак! Возможно, он считает, что отсутствие ноги его оправдывает…

— Ну-ка повтори! Что ты про ногу сказал?

— Ладно. Не избежать объяснений! Слушай. В марте, во время утренних «полетов» по Парижу, он разбился. Первые две недели он был в коме, думали, что не выкарабкается: переломы, ожоги… И, пользуясь его беспомощным состоянием, эти убийцы в белых халатах оттяпали ему ногу! Когда я к нему приходил, он не хотел ни с кем разговаривать, но потом отошел, стал еще в госпитале готовиться к экзамену. Боже мой, эти разговоры о лучших моделях протезов! А потом попросил меня сказать тебе, что он умер! Это тебе-то! Идиот! Начал мне доказывать, что авария была не случайной, что ему никогда не развязаться с Корпусом, что не хочет подвергать тебя опасностям, вообще городил всякую чушь. Я думал, это у него бред, но чем лучше он себя чувствовал, тем чаще об этом заговаривал, а потом взял с меня слово, что я расскажу тебе о его смерти. Вот, я рассказал. Не совсем так, как он просил.

Я сидела оглушенная. В голове билось «НЕТ!», оно росло… но я вдруг успокоилась. Все это выдумки, они все умеют врать, что-то здесь правда, но что-то ложь…

Бернар достал маленькую плоскую фляжку и налил в колпачок коньяку, потом еще. В голове немного прояснилось, но на душе творилось что-то ужасное. В горле стоял комок, было трудно дышать.

Бернар обнял меня.

— Я же говорил тебе, что он эгоист, мог бы и сам приехать, а то как самое трудное, так мне. На что он тебе? Ты милая девушка, найдешь достойного парня, он будет носить тебя на руках!

Он говорил со мной долго, манеж опустел, погас верхний свет, мы вышли на улицу…

— До следующей среды! — сказал Бернар, садясь в машину. — Я-то тебя не брошу!

А я пошла к метро, разговаривая сама с собой, стараясь прогнать обиду на Марселя, на Бернара. Он решил, что мне лучше будет здесь? Без него? Безопасность! Безопасность в СССР только до тех пор, пока не поднимаешь голову… Он решил, опять решил за меня…