Иван Алексеев - Лебединое озеро

— Ящерицы здесь есть. И жёлтый полоз попадается. Большая такая ящерица, похожая на змею. Она безобидная. Просто большая и ползает, как змея. С непривычки, конечно, можно испугаться.

— Боже мой, лучше бы не рассказывали! — передёрнуло жену. — Я кажется видела что-то жёлтое в кустах. Буду теперь больше оглядываться, чем красотами любоваться.

— Вы до какого места намерены дойти? — оборотился Александр Иванович ко мне.

— Мы не знаем. Пока тропа не кончится. Или до нового её пересечения с дорогой или коммуникациями. Жалко, что такую красивую дорожку рушат. Даже символичная получается разруха, наглядная. Вместе с новостройками, в которых люди почти не живут, фантасмагория получается. Словно отражение нашей действительности.

Не знаю, почему меня понесло философствовать, но Александр Иванович, надо отдать ему должное, отозвался, проникся моим настроением и добавил своим рассказам толику доверительности.

— Теперь тропу пересекает новое Алупкинское шоссе. В трёх местах. Манифестации были, когда его строили. Но у нас не очень слушают защитников природы и старины, которых мало. Зачем слушать? Устроили пешеходные переходы через шоссе. Станции на тропе поснимали, а назад не установили.

— Тропа проходит по территории нескольких посёлков, поэтому ответственность за неё поделена между разными администрациями. Мы у себя в парке за тропой следим исправно. У нас и скамейки покрашены, и станции на своих местах, и песочек подсыпаем, и камни на своих местах. А для других ответственных тропа что есть, что её нет. Здесь-то ещё более-менее. Камни вдоль тропы — родные, старинные, как у нас в парке. Можно по ним ориентироваться… Я два года по тропе не ходил. За два года лучше не стало. Хуже тоже. Если не считать то место в лесу, где протянули новые трубы. Шоссе ещё при Украине построили, а санатории с апартаментами активнее строят последние годы, при России.

— А вот тут при Советской власти были душевые, — на очередном солнечном повороте реставратор обратился к полуразваленным кирпичным стенам без крыш и окон. — Летом с утра до вечере сидела здесь тётенька, продавала билетики. Всё удовольствие стоило двадцать копеек. Многие люди пользовались. В июльскую жару очередь собиралась. Теперь и тут разруха.

— Я до Юсуповского дворца иду, за вином, — продолжал Александр Иванович. — Внучка у меня родилась. Надо отметить по-хорошему, а сыну некогда, работает. Пришлось мне отпрашиваться… Я работал когда-то в Юсуповском. Там после Украины хорошее вино придержали. Двенадцатилетней выдержки. С завода князя Голицына. Буфетчица его своим продаёт потихоньку.

Вино меня не интересовало восьмой год, с тех пор, как знание того, что алкоголь — яд, соединилось с пониманием этого факта. Но употребляющих я не осуждал — дорожки от незнания к знанию и от знанию к пониманию у всех людей разные, да и не каждому по силам перебороть сложившуюся алкогольную привычку. Зато рождению внучки реставратора позавидовал — наши дети нас с Галей внуками пока не радовали.

— Если хотите, присоединяйтесь ко мне, — пригласил реставратор. — До дворца доведу. Экскурсии, правда, не обещаю, потому что вас могут не пустить на территорию. Дворец сейчас на балансе Управления делами президента. Надо будет смотреть, кто на воротах. Незнакомый охранник не пропустит. Прошлый раз я сам с трудом прошёл, еле договорился.

Про охрану Александр Иванович говорил, повысив голос. Уже давно мы шли под громкое, усиленное техникой, пение церковного хора, разносящего откуда-то с закрытой лесом высоты мужественные нижние и насквозь пробирающие высокие ноты, волшебные по слаженности и точности. А теперь почти подошли к источнику звуков. Самое время спросить, где поют.

— Поедете по верхнему шоссе, увидите храм. На горочке стоит, среди леса, как на картинке. Стены чистенькие, беленькие, словно только что из-под кисти художника. Купола блестят золотом. Эту церковь построили наши новые буржуи. Все уши прожужжали про свою благотворительность. Потом им каждому кому пять, кому десять гектаров земли под Форосом выписали. Хороша благотворительность! А певчих в церкви нет. Там вообще церковные хоры обрушились. На открытии дело было, когда запел хор из Симферополя. Несколько человек на скорой увезли с переломами. Теперь сюда никого петь не заманишь. Зато придумали записи крутить круглый день.

Тут Галя «ойкнула»: услышала шуршание и увидела что-то жёлтое, прошмыгнувшее в кусты между скатившихся к тропе валунов. Александр Иванович подумал на полоза и, вооружившись палкой, с мальчишеским азартом забрался на самый большой камень, высматривая ящерицу: