Вильям Козлов - Дети ада

Тихо в деревне, кажется, видишь с крыльца, как медленно накатываются на нее из белого бора сумерки: сначала голубые тени от сугробов сгущаются, темнеют, затем вытягиваются, будто гигантские щупальца и сливаются друг с другом. И уже не бело кругом, а пепельно-серо. На снегу еще заметна синева с прозеленью, а где ямы и впадины — там тени почти черные. Небо в снегопад было низкое, лохматое, как овчина, а теперь на глазах приподнимается, зеленеет, серые швы лопаются, исчезают, но напрасно я вглядываюсь в голубые промоины: звезд пока не видно. Еще где-то высоко-высоко заслоняют их разреженные перистые облака. А так хочется после всей этой трехдневной клубящейся мглы увидеть веселое посверкивание далеких звезд, криво улыбающуюся озябшую луну, закутанную разноцветными шарфами.

Ночью ударил мороз, накрепко приварил к ветвям деревьев рыхлый тяжелый снег, уплотнил и покрыл слюдяными блестками наст. Лыжи с хрустом проламывают ледяную корочку и глубоко проваливаются: в середине снег все еще рыхлый. Вокруг каждого дерева множество мелких и глубоких ямок — это с ветвей в снегопад срывались комки, сейчас же не упадет ни одна снежинка. Низко прогнулись ветки под огромной тяжестью, некоторые воткнулись в сугробы. Снег так густо облепил деревья, что с трудом угадываешь, где ель, а где сосна. Сколько я не иду на лыжах, ни одного следа не увидел. Наверное, в метель и звери отлеживаются в своих берлогах и норах. Не слышно и птичьих голосов. С утра, как обычно, синицы навестили мою кормушку, а когда уходил из дома, их уже не было видно. Не пустит по лесу веселую дробную трель и дятел. Видно, вся природа в каком-то сонном оцепенении.

Метель началась в сумерки. Я почувствовал это, когда затапливал печку: вдруг в дымоходе завыло, засвистело и дым пахнул мне в лицо. Правда, тяга вскоре наладилась и печка весело запела свою новую песню, не похожую на прежние, но ощущение тревожности во мне осталось. Даже сквозь двойные рамы в дом задувало, в окно кто-то настойчиво скребся. Когда снаружи разноголосо запело, засвистело, завыло, я оделся и вышел из дома. Ни неба, ни земли я не увидел: сплошная бело-серая круговерть. Сарай всего-то в десяти шагах, но и его не видно. Далекими желтыми пятнами светятся окна соседского дома. Антенна на крыше развернулась в другую сторону и раскачивалась.

На деревню обрушилась настоящая февральская метель. Холод проворной змеей скользнул в рукава полушубка, опоясал поясницу и выполз из воротника рубашки. Я, было, поднял руку, чтобы покрепче нахлобучить шапку, как она безмолвной ночной птицей круто взмыла в воздух и пропала. Я кинулся с крыльца во тьму и увидел, как моя ондатровая шапка рыжим зайцем скачет по снежному насту к забору. Хорошо, что на ее пути оказался столб, проваливаясь по пояс, я добрался до нее и, вытряхнув снег, снова покрепче надел.

Всего одну ночь бушевала метель, но когда я на другой день отправился на лыжную прогулку, я не узнал лес: кругом валялись вдоль и поперек поваленные деревья, огромные обломанные ветви. Они во многих местах перекрыли лыжню. Настоящий бурелом! Бедные деревья, облепленные смерзшимся снегом, не выдержали такой тяжести и в метель стали переламываться, как тростинки. Некоторые огромные сосны выворотили корнями пласты бурой земли. И дико было видеть в ослепительной снежной белизне зияющие чернотой рваные ямы. Красноватые корни намертво держали землю в своих искривленных когтях.

Бывало, увидев тайком кем-то спиленную сосну или березу, я при случае корил односельчан за браконьерство, а тут сотни, тысячи деревьев за одну ночь погублены! И винить было некого: жестоко поработала сама мать-природа. Там, где лес был разрежен, пало немного деревьев, а где густой — изрядно. Может, таким образом природа, убив одни деревья, дала вольготную жизнь другим? И погибли слабые, а сильные, крепкие, остались стоять?..

Какой, должно быть, ночью стоял здесь пушечный гул, треск! А сейчас снова тихо, наконец-то появилось над железнодорожным откосом неяркое зимнее солнце. Желто-белая, с розовыми прожилками, расщепленная плоть деревьев заблестела, замерзшие мутноватые сгустки смолы вдруг стали янтарно-прозрачными. На одной из обломанных и косо воткнувшейся в снег сосновой ветке покачивалось аккуратное, выстланное слежавшимся пухом, птичье гнездо. В растопыренных корнях поваленной сосны желтел пустыми ячейками овальный осиный кокон.

Много, видно, бед принесла не только бору, но и лесным жителям февральская метель.