Роман Уроборос - Заклание-Шарко

— Там вроде джунгли, — поумничал Шон.

— Как это называется, я не знаю, но выглядело как лес, — продолжал Пит, — еще по лесу полчаса по компасу шли и вышли на хижину колдуна этого. Колдун выглядел как типичная обезьяна — голый, в набедренной повязке и весь обсыпанный мелом каким-то. Он отправил Джулию в хижину. А сам ощупал мне голову, затем руки и сказал на хорошем английском, что давно ждал меня, но я пришел раньше времени. Мы пошли с ним в какую-то чащу. Солнце садилось. Мне жутковато стало. Он меня на какой-то пенек посадил. А сам сел напротив на землю и глаза закрыл. Я осмотрелся. Вокруг меня стояли огромные, величественные деревья. Они еле слышно шелестели. Весь лес был полон странных таинственных звуков, что в сочетании с закатным светом солнца действовало на меня гипнотически. Я посмотрел на место, где только что сидел колдун — там никого не было. У меня мороз по коже и позвоночник завибрировал… да и весь я завибрировал. Подумалось: «Ведьма из Блэр». Зато я увидел меч на том месте, где сидел колдун, и меч тот торчал из земли. Я подошел, взял меч в руки. Он был очень тяжелый. Я с трудом поднял его двумя руками. Постоял несколько минут с поднятым мечом, представляя себя английским крестоносцем. Вдруг краем глаза я увидел, как что-то блестит в траве так заманчиво, подумалось — знак какой-то кто-то мне подает. И я пошел на огонек этот, пошатываясь под тяжестью меча. Весил он фунтов сорок, не меньше. Просто на плечо я боялся его положить. Меч был острый, как бритва, и любое мое неосторожное движение могло мне стоить значительного куска моего тела. Поэтому я шел медленно и осторожно, держа меч на вытянутых руках перед собой. Подошел, воткнул меч очень легко до половины длины в землю и пригляделся. Знак мне подавала банка консервная. Старая, исписанная вся китайскими или японскими иероглифами. Вот черт. «Что же означает этот ваш знак?» — прокричал я вековым деревьям. Деревья мне не ответили, и ветер к тому же стих. Огляделся я и вдруг вижу: холм большой достаточно. А там как бы пещера такая. Ну, не пещера, а как бы это выразится — вход в холм такой своеобразный. Я туда. Вход этот показался мне черноты чернее. Я меч так назад отвел и пытаюсь войти, а что-то плотное и вязкое меня не пускает. Я тогда меч вперед и ринулся как в бой последний. Неожиданно легко я вязкость эту прорубил и оказался в мешке таком каменном. Светло там довольно таки было. Но я никак не мог понять, каким образом в пещеру эту проникал свет. Было ощущение, что он струился сквозь стены. Огляделся я и увидел, что пещера эта как будто искусственная, прямоугольная, хотя пол, стены и потолок неровные очень и светло-желтые. На одной из стен, как мне показалось, висела плазма огромная, больше человеческого роста. А около плазмы человек толстый… такой… даже жирный, наверное… стоял и фильм смотрел. В фильме том вот что происходило: на сцене в огромном темном зале, где на стенах горели факелы, танцевали два мужика полуголых.

— Полуголых — это как? — спросил совсем уже пьяный Арчи.

— В сапогах, шортах и в фуражках, которые, по-моему, Гитлер носил, — невозмутимо ответил Питер. — А вокруг — зрители, которые наблюдают за этим концертом. Женщины и мужчины по-современному одетые. Вдруг те, что на сцене, автоматы старинные с пола подняли и перестреляли всех зрителей до единого. А потом один из них взял в руки мачете и отрубил всем головы, а головы эти сложил в мешок. После этого экран погас. «Что за чертовщину показывают по телику?» — подумалось мне тогда. Человек у экрана неожиданно поворачивается ко мне. Я только успел разглядеть, что он в очках. И тут я понимаю, что это — Бог, что он абсолютно в стельку пьяный и как две капли воды похож на меня. Что это он создал Вселенную, это он — Вседержитель — держит все в руках своих. Просто для меня, для упрощения ситуации, он вселился в это тело, которое стояло сейчас передо мной. И так хорошо стало. Слезы из глаз ручьем полились. Я сказать что-то хочу. Меня любовь к миру так и переполняет. Но не могу ничего сказать, стою истуканом и смотрю на Бога и про себя первую строчку «Отче наш…» повторяю, потому что остальное все забыл. Время остановилось. И я вдруг все для себя понял в остановке мира. На все вопросы получил ответы и все узнал. Потом подошел к Богу, преклонил перед ним колени и протянул меч. Взял Бог меч, и тут произошло что-то с Миром. Не знаю, как это сказать, но я понял, что в секунду данную произошло единение Отца, Сына и Святого Духа. Бог протрезвел мгновенно, хотя до этого еле-еле на ногах стоял, крутанул меч легко одной рукой, как будто это не меч, а пушинка какая-то. И тут снова экран включился. Там два танцора, стояли напротив какого-то парня длинноволосого. У всех в руках были мечи. Они вот-вот должны были сойтись врукопашную. Бог ринулся сквозь экран этот. Экран погас. Я потерял сознание. Очнулся я на поляне. Около меня крутился долбаный колдун. Брал в руки мою голову крутил ее и пел что-то. Я поднялся, покачиваясь, и спросил, мол, что это было. Он ответил, что сейчас произошло то, ради чего я родился. Свершилось Предназначенное, и с этой секунды вся моя жизнь превращается в праздник — вознаграждение за содеянное. И все, что я с этой секунды сделаю, даже самое ужасное, никак на мою карму не повлияет. В этот миг я потерял контроль над собой и вся моя неприязнь к магу дикому выскочила. «Раз карма моя так светла, так получи же, мать твою», — проорал я ему. Не сдерживаясь, я схватил с земли палку увесистую и собрался его убить. Но колдун этот, старая обезьяна, оказался увертлив и прыток. Не было никакой возможности попасть по нему. Через полчаса я совсем выбился из сил и сел на землю. А он, как ни в чем не бывало, продолжал скакать по поляне. Потом, выделяя каждый слог, сказал, что его призванием и самым большим развлечением в жизни всегда было наказание грубиянов. Обернулся вокруг себя несколько раз с дикой скоростью и швырнул в меня что-то… пучок энергии что ли. Я заплакал. Выронил палку и спросил: «А как же карма?» Он расхохотался и ответил, что никакая карма еще не ухудшалась от того, что человек два года пропрыгал бы в теле кенгуру. Потом старик начал прыгать, касаясь верхушек деревьев. Так и умчался по верхушкам деревьев этих огромных австралийских, оставив меня одного ночью с невеселыми думами о моем прошлом, настоящем и будущем.