Роман Уроборос - Заклание-Шарко

АНТОН. Давайте, залезайте. Поехали. А то опоздаем, а опаздывать нехорошо.

ЛЕША. Да уже все внутри сидим.

АНТОН. Ну, тогда поехали с Богом, а я вам сейчас очень интересную музыку поставлю, сегодня дома скачал.

ФЕДЯ. Что, новый диск Радиохеда?

АНТОН. Нет, сегодня всем повезло. Сегодня Шостакович.

ЛЕША. Такого ди-джея я что-то не слышал.

АНТОН. И, тем не менее, плэй.

Музыка родилась из тишины. Сначала негромко, на грани беззвучия, потом все громче простой, но тревожной мелодией начала приводить с собой нечто механистически-безжалостное, грозное, непобедимое и оттого страшное до безумия, отчего все клеточки любого живого организма трепетали на максимальной амплитуде. Хотелось немедленно убежать, раствориться в пространстве, лишь бы не видеть, не слышать, не чувствовать этого кромешного ужаса. Появлялось желание неустанно просить Бога спасти, забрать отсюда в такое место, где мрачная тень грядущего не настигнет нигде и никогда. Но Бог не спешил выполнять эти коварные мольбы. А музыка все продолжалась. И, хотя она почти не изменилась, а стала всего лишь громче, настроение стало меняться на противоположное. Страх пропал, улетел, и в сознание постепенно начала приходить мысль безумная непропорциональная: уничтожить эту силу могучую. Изничтожить до последней вражеской клеточки, отомстить за все дела злобные, за погибель людей невинных. И только после этого пришла уверенность в правоте своей, в силах своих и неотвратимость победы над силами Зла несуществующего. А включившаяся в первой трети драм-машина и синтезаторы адские давали уверенность в том, что место подвигу есть и в наши дни. А изменяющийся за окнами пейзаж подтверждал, что время подвига вот-вот наступит.

АНТОН. Ну, что, посильнее будет, чем «Фауст» Гете?

ЛЕША. Не знаю, я Фауста не слышал.

ВАСЯ. Что это такое?

АНТОН. Это ведь Ленинградская симфония Шостаковича. Он ее в сорок втором году в блокадном Ленинграде написал…

ВАСЯ. Странно, что я ее не слышал никогда. Я ведь симфоническую музыку неплохо знаю. Чайковского, например.

ЛЕША. Чайковский — это немного другое, Вась. Антоний, а кто ее сыграл сейчас?

АНТОН. Не знаю. Группа какая-то английская анонимная. По-моему, классно сыграли. Драйв такой нереальный.

ЛЕША. А чего этот Шостакович в блокадном Ленинграде свою симфонию писал? Не мог, что ли, вместе с другими деятелями культуры эвакуироваться?

ФЕДЯ. Потому что он нигде в другом месте не смог бы ее написать. А ему очень надо было. Вот он и остался. Неужели не понятно?

АНТОН. Федя — мужик… Только чего мрачный такой, а?

И вот уже три машины мчались настойчиво навстречу беде. Только машина Антона выехала раньше и будет на месте намеченном, по всем расчетам, раньше всех остальных.

БЛЭК. (Орет). Кость, выключи нахрен свой рэп! Мы сейчас с матерью уедем — да хоть обслушайся! Уши мои пожалей!

КОСТЯ. Пап, это не рэп — это скримо.

БЛЭК. Один хрен! Выключи!

КОСТЯ. (Выключает музыку). Пап, а тебя дед также гонял, когда ты свой Блэк Сабат слушал?

БЛЭК. Нет! Я при родителях громко музыку не слушал. Я или в наушниках, или к своему товарищу уходил. Там у него мы и отрывались. Отец у него на кухне водку пил, а матери было все равно, громко там музыка играет или тихо — она подглуховатая была. Соседи сверху, правда, нервные были. Постоянно скандалы устраивали. Один раз даже дрались с ними.

КОСТЯ. Так здесь у нас до соседей десять метров расстояние до любых. Да и звукоизоляция нормальная.

БЛЭК. Да здесь соседи не причем. Я сейчас про себя говорю.

МАРИНА. (Из кухни). Блэк, кончай к ребенку приставать. Не так уж громко музыка играет. Ты, вот, на той неделе пьяный пришел, музыку поставил, так чуть все окна не вылетели.

КОСТЯ. Спасибо, мама.

БЛЭК. Ополчились демоны. Эх. Кость, да если бы ты хоть нормальную музыку слушал, а то все хрень какую-то.

КОСТЯ. Пап, да мне твоя музыка тоже не нравится. Блэк Сабат твой, к примеру. Тягучая, медленная музыка с козлиным вокалом… и не тяжелая вовсе.

БЛЭК. Сынок. Ты что, с ума сошел? Блэк Сабат не тяжелая музыка? Эх ты, столица Норвегии. Осло, понимаешь! (После паузы). Сейчас на самом деле всей стране надо начинать Блэк Сабат и Лед Зепелин слушать.

КОСТЯ. Это зачем?

БЛЭК. Времена такие.

КОСТЯ. Не понял я тебя.

БЛЭК. Вырастешь — поймешь.

КОСТЯ. Пап, давай в мою комнату, я тебе дам послушать запись нашей группы, ты ведь обещал заценить.

БЛЭК. Ну, ладно, пошли.

Блэк и Костя идут через огромный холл, увешанный сами понимаете какими картинами. Поднимаются по широкой деревянной лестнице на второй этаж и заходят в Костину комнату, где кроме кровати и внушительного вида горы аппаратуры ничего нет, даже плакатов на стене, — что очень удивительно, учитывая юный возраст Кости. Костя, как заправский шаман, колдует около катушечного, поражающего своим космическим видом магнитофона, размахивая руками, приседая и насвистывая очень необычную песню, предположительно — шведскую народную.