Роман Уроборос - Заклание-Шарко

ВАСЯ. (Внимательно смотрит на экран). Я тоже не поеду. Я бы поехал, если бы мне там что-нибудь поручили взорвать. Небоскреб, например. Или базу военную. Лучше ракетную часть с ядерными боеголовками. Враги там наши живут, Антон, их убивать надо, а не работать на них.

АНТОН. Жаль мне вас. Да и всех, кто здесь живет, жаль. Чего здесь может нравиться? Что в тюрьму могут посадить, что убить могут или избить в любую секунду? Что отобрать все могут? Выборов нет. Воруют все безбожно, бухают. Угрюмая, страшная страна. Вспомните, как в «Приюте» на бандюков нарвались. Ничего не делали, сидели спокойно. Просто пьяным ублюдкам развлечься захотелось. Если бы Толик случайно тогда не зашел, убили бы нас, как котят.

ЛЕША. В Америке что, лучше? Там всего того же самого хватает с избытком.

ФЕДЯ. И пристрелить могут, и в тюрьму.

АНТОН. Только я, в отличие от вас, пожил в Америке год. И я могу сказать, что более свободной страны я не видел. И, если ты не бандит, наркотиками не торгуешь, налоги платишь, то все хорошо будет. Живи — жизнью наслаждайся. Короче, вы как хотите, а я туда по рабочей визе через месяц-другой уеду. Если кто передумает, я готов помочь. Фирма одна есть «Один ГээМбэХа», у нее представительство в Штатах, работают по нашей теме, люди нужны. Так как я и немецкий, и английский в совершенстве знаю, а с владельцем компании Людвигом уже пять лет знаком, он меня туда зовет. Так что…

ЛЕША. Антоний, так ты чего, не шутишь?

АНТОН. Какие шутки. Все всерьез.

ФЕДЯ. А мы?

АНТОН. Так я же вас с собой зову. Вы чего!

ВАСЯ. У меня дружок один был, Глеб Федоткин. Обычный раздолбай. Вообще ни к чему не приспособленный пацан. Но была у него одна способность. Мог сказать, не открывая кошелька, сколько в нем денег. Неважно даже, где деньги лежат. В портфеле, в ящике стола. Все равно мог точную сумму назвать. Даже если, например, деньги в банке стеклянной, а банка в огороде зарыта. Так он точное место банки этой зарытой укажет и точную сумму назовет.

АНТОН. Он, наверное, в ночь на Ивана Купалу цветок папоротника в лесу нашел.

ВАСЯ. Наверное. Ну, так вот. Особенность эта его только на рубли распространялась… правда, потом уже выяснилось, что и на доллары. Золото там, бриллианты он рентгеном своим видеть не мог. И жил здесь припеваючи. По карманам шарил, сумочки резал, клады всякие в городе нашел, заначки все подчистую выгреб. Как-то бухал он с московскими бандитами и по пьяни рассказал им о своем таланте. Те не поверили, он им показал пару фокусов — определил, то есть, сколько денег у них с собой. А они тысяч сто долларов везли из Владика в Москву. По тем временам — сумасшедшие деньги. Предложили ему парни в Москву перебраться. Расписали роскошную жизнь, сколько в Москве денег крутится, как можно с помощью Глеба денег нажить. И пообещали ему десять процентов. Он, не думая даже, согласился и уехал. Через два года у него все было — мерин последний, дом в Подмосковье, квартира на Тверской. Один раз он мужика одного отследил, что тот с чемоданом полным денег в машину залез и поехал куда-то. В чемодане тысяч четыреста долларов было. Глеб в машину и за ним, а по дороге звонит своим подельникам и все рассказывает. Мужика, короче, где-то в тихом переулке отловили, деньги отняли, а самого застрелили. А через месяц всех, кто в деле этом участвовал, стали убивать, причем вместе с родственниками ближайшими. На фоне тех криминальных разборок на эту связь никто внимания даже не обратил, а пахан их обратил. Вызвал Глеба к себе и говорит, что сначала думал: кто-то на его банду наезжает; выяснять начал: кто бы это мог быть, но потом понял, за что убивают и по какому списку. И посоветовал Глебке уехать домой и затаиться, предупредил, что убийца — одиночка и с садистскими наклонностями. Короче, через месяц убили всю семью: Глеба, брата его и отца с матерью. Зверски убили. Вот так вот.

АНТОН. Вась, ты к чему это рассказал?

ВАСЯ. А к тому, Антоний, что слишком дорого себя продавать иногда себе дороже выходит.

АНТОН. Всё. Давайте собирайтесь. Поехали.

Все неохотно начали подниматься с тайными стонами, охами и с желанием хотя бы на миг продлить это волшебное состояние бездействия блаженного, которое гарантировало сиюминутное существование и полную неизменность будущего иллюзорного. Очень хотелось вечного продления этого мига, но колесо с усилием провернулось, и все пошло по проторенной дорожке бытия видимого, неизменного. И, хотя даже окружающий, абсолютно неподвижный воздух кричал об опасности лютой невидимой, никто не внял очевидным предостережениям и знакам в сотый раз, наверное, за сегодняшний день повторяющимся. Все почти одновременно поднялись со своих стульев и гуськом вслед за Антоном прошли к двери, спустились с лестницы и мимо охранника, преобразившегося мгновенно, вышли во входную волшебную дверь. Охранник смотрел на них закатившимися глазами, так, что в зеркале отражалось его исказившееся лицо, смотревшее на свое отражение в зеркале одними белками. Охранник спал.