Александр Строганов - Стравинский

Полковник спит крепко. Арктур, напротив, весь внимание, в его словах читается скепсис, – Все это, дорогой Кузьма я уже слышал, изучал. Не это, так другое. Все, о чем вы говорите, Кант предугадал, разложил по полочкам и завещал нам в виде одной фразы – «ничто не ново под луной».

– Разве это Кант?

– Шекспир. Его ученик.

– Но Шекспир, мне кажется, жил задолго до Канта?

– Разве Сергей Романович не учил нас тому, что время – категория относительная, а, в отдельных случаях, даже вредная?.. Хотите Канта? Извольте. Я Канта знаю наизусть. Вот послушайте:

Мы не можем мыслить линию, не проводя ее мысленно, не можем мыслить окружность, не описывая ее, не можем представить себе три измерения пространства, не проводя из одной точки трех перпендикулярных друг другу линий, и даже время мы можем мыслить не иначе, как обращая внимание при проведении прямой линии (которая должна быть внешне фигурным представлением о времени) исключительно на действие синтеза многообразного, при помощи которого мы последовательно определяем внутреннее чувство, и тем самым имея в виду последовательность этого определения. Даже само понятие последовательности порождается прежде всего движением как действием субъекта (но не как определением объекта), стало быть, синтезом многообразного в пространстве, когда мы отвлекаемся от пространства и обращаем внимание только на то действие, которым определяем внутреннее чувство сообразно его форме. Следовательно, рассудок не находит во внутреннем чувстве подобную связь многообразного, а создает ее, воздействуя на внутреннее чувство. Но каким образом Я, которое мыслит, отличается от Я, которое само себя созерцает (причем я могу представить себе еще и друг не способы созерцания, по крайней мере как возможные) и тем не менее совпадает с ним, будучи одним и тем же субъектом? Каким образом, следовательно, я могу сказать, что я как умопостигающий (Intelligenz) и мыслящий субъект познаю самого себя как мыслимый объект, поскольку я, кроме того, дан себе в созерцании, только познаю себя одинаковым образом с другими явлениями, не так, как я существую для рассудка, а так, как я себе являюсь? Этот вопрос столь же труден, как вопрос, каким образом я вообще могу быть для себя самого объектом, а именно объектом созерцания и внутренних восприятии. Наше познание себя действительно должно быть таким, если признать, что пространство есть лишь чистая форма явлений внешних чувств… 13

Нуте-с, что скажете, Кузьма? Разве не то же самое? Разве не описаны здесь ваши воззрения, воззрения того провокатора, что всучил вам деньги, мнимые страдания, сумятица на пустом, как выясняется, месте?

– Не то, нет, нет, другое…

– Разве образ дневального не возникает в вашем сознании, когда слышите вы эти слова?

– С этим не поспоришь, но… Надо подумать, надо хорошенько подумать… Я потрясен, я действительно потрясен.

– Выпейте еще.

– Нет, нет, ни в коем случае.

– Ведь как Кант позиционирует дневального? Его дневальный – константа, то, что есть, было и будет всегда. Разве не так?.. А теперь скажите, у кого вы приняли эстафету, дорогой Климкин?

– В каком смысле?

– В самом прямом. Кто до вас был дневальным? Проведите мысленную линию. Нащупайте, найдите его, загляните ему в глаза… А что, если в них вы прочтете безмятежность? А это непременно будет безмятежность. Лично я в этом не сомневаюсь.

– Как же небо, что опускается на землю?

– А что если это мы возносимся к небесам?.. И еще. А что если вы не дневальный вовсе, но самый обыкновенный человек? Не обижайтесь. Вопрос закономерен. Вы сами должны были задать его себе… Что если мы вовсе не то, что есть на самом деле? Вот о чем призывает нас подумать Кант. Вот то, что пытается нам объяснить Стравинский. Молча проговаривает то и дело. Вслух, но про себя. Вот какая мысль посетила полковника перед тем, как он уснул. Успокоился и уснул. Успокоился потому что это очень спокойная мысль.

– Нет, нет, я чувствую, нет, я знаю…

– Понимание приходит не сразу, Кузьма… Знаете, что я вам посоветую. Сами купите сена и принесите его нам. Если хотите, попону. Еще я люблю яблоки. Зимой они просто необходимы лошадям. Если действительно захотите сделаться нам братом – купите водки полковнику. Ящик. Не знаю, сколько у вас там денег. Фартук Полине Ивановне, коту – валерьяновых капель.

– Да, я рад, буду рад, несказанно рад, но в таком случае я окончательно свыкнусь с деньгами. Ведь мне будут давать сдачу. Начнется круговорот. Это уже буду не я. Меня просто не станет. Пузыри по воде, сухие ветки, лягушачьи лапки. Вы предлагаете мне смерть, вот, что вы мне предлагаете, Арктур… Нет, нет, простите, я не смогу, пока не могу. Не готов, совсем не готов… Простите, я пьян, я в смятении, все же пойду, если вы не возражаете.