Александр Строганов - Стравинский

– Что такое?

– Нет младенчика.

– То есть, как нет?

– Нет, будто и не было… В газету был завернут, подвязан лямкой туго… Я проверял, то и дело проверял. Дома проверял, из дома вышел, проверял, пока шел, проверял, то и дело проверял. Не может быть.

– Не может быть.

– Не может быть.

– А вы, часом, не шарлатан, Крыжевич?

– Не может быть.

– Вы же погубили меня, Крыжевич! Кто научил вас этому?

– Выпал. По дороге выпал. Выскользнул, ускользнул, проснулся и бежал.

– Вы же не меня, вы мечту разрушили, Крыжевич! Будущее разрушили, Крыжевич!

– Не может быть.

– Кто послал вас?

Крыжевич срывается с места, бежит, спотыкаясь. Слабеющий голос сливается с порывами ветра, – Я найду его, слышите, я, во что бы то ни стало, найду его…

Горбунок ложится в снег, сворачивается клубочком, – Ай, да Крыжевич. Убил, и был таков. Всех убил. Младенчика убил, дочь свою убил, себя убил, меня убил, и был таков! Ай, да Крыжевич. Убил, и был таков. Убил, и был таков. Убил, и был таков.

36. Стравинский С. Р. Рыбы

Снова нет тебя, снова нет моего Тамерлана. Где ты бродишь, кочевий человек?.. Страха не знает. По лезвию, по краю бродит. Живет на слух, идет на запах. Одно в голове – день, да ночь, сутки прочь. Так все выглядит. Так безопаснее. Для всех. На самом деле ждет. Чего? Да он и сам не знает. Не исключено. Да, собрался, сгруппировался, налился. Струна. Тетива. Зачем? Не может иначе, не умеет. Заложено. Предопределено. Предписано. Положено. Если вдуматься, мы все чего-то ждем. Кто в тишине, кто ревет внутри себя. Как, интересно, белуги эти ревут? Пару раз слышал, как в животе у него урчит. С голодухи или от нетерпения. Так или иначе, в глаза лучше не смотреть. В такие глазки лучше не заглядывать. Сгореть можно заживо. Иногда затухает. Что-то такое кошачье. Или пепел. Кострище. Ветерок подует – перестанет. Независимая жизнь. Невыносимо независимая жизнь. Как и у меня. Только я – человек невнятный. Только я прячусь, а он ходит. А я редко хожу, выхожу, хожу. Спрятать свою невнятность не умею, потому не вижу смысла. Так оправдываю себя. Оттого, что прятаться не умею – весь как на ладони. Голенький. Вот людям нравится такая беспомощность. Нагота. Вот они и выделяют меня. Понять не могут – любопытствуют, тянутся. Себя во мне прочитывают. Как-то живет человек, рассуждают. Совершенно невнятный человек, и ничего, живет. Выживает. Бормочет, рассуждают. А вдруг в нем что-то особенное, замечательное, спасительное? Создал же Господь такую игрушку. Шарик с дырочкой, бубенчик, дудочку бессмысленную! Не узнаёт никого, потому что не запоминает. Не желает утомляться, вглядываться, впускать, проникать, проникаться. А если так и надобно? А если так – хорошо? Свободен же? Свободен… Свобода – эта такая мечта несбыточная. Одеялом с головой укроешься, а в затылок дышит кто-то. Обратно не получается свободы. Что за человек такой?.. Где ты бродишь, Тамерлан?.. Мы с ним оба глухонемые. Вот именно, ближе близнецов. Даром, что я прячусь, а он ходит. Ходит, пусть ходит. В добрый путь… Надежный. Вот, вот, надежный. Этого не отнимешь. Опасный, но надежный. Головорез, но добряк. Последнюю рубашку отдаст. Кто сказал, что головорез? А разве нет? А ты присмотрись. А кто? кочегар, разве?.. Растет. Каждый день растет. На сантиметр – на два подрастает. Однажды каланчой станет. Водку пьет не меньше моего, но без отдачи. Ни печали, ни радость. В добрый путь. Зачем пьет? И утрами не болеет. Растет. Еще говорят, они водку не пьют. Опять же, песни в нем крутятся. Песни или молитвы. Что-то одно. А, может быть, и то и другое. Щемящие и неизбывные. Молоко с кровью… Слышно иногда. Когда молчим. Мелодии нет, так – на одной ноте. Зов в нем поселился, не иначе… Песни или молитвы. А, может быть, и то и другое… Вот я его песни слышу, а он моих стишков не хочет. Плохие стишки. Сам знаю. Стишки это разве моё? Моё – водка, котлеты. Рад бы от стишков избавиться. Да не умею. Ничего не умею… Надо об Алешеньке забыть, вот что. И этого не умею. Надо бы как-то забыть, забыться. Пропажа. Он еще слабее. Совсем слабенький. Хоть и обжора. Так – зияние, запятая. В добрый путь… Поспать, что ли, покуда? Вот еще спать полюбил… Вообще все какие-то бесприютные, неприкаянные, если вдуматься. Набросили мешковину мокрую. Уж, почитай, лет десять как. Если не больше. Старость, частокол. Или с похмелья ною. А так, шарманщики какие-то, шаромыжники, тихоходы, плешь. А, может быть, речь такая стала, как рябушка… Вот интересно, почему он, такие как он, любят усекновение голов? Просто обожают. До дрожи. Баранина. Традиция, сияние, дзин-нь! А все равно друг. Бранится, но наливает… Тянутся по причине невнятности. Тамерлана бы не выследили. Там среди них сыщик один. Да не один, чует мое сердце. Шнурки развязаны, хлястик болтается. Канюка ни с кем не спутаешь, сразу бросается в глаза. В левом лице тик – того и гляди, пристрелит. Это у них – запросто. Тамерлана сразу пристрелит. В глаза заглянет, тотчас пристрелит… И меня заодно… И пусть. Пожил. Пожили. Пожил. Сколько веревочке не виться… Закономерно. Закон. Законодатели. Рано или поздно. Дзин-нь! В добрый путь… Оно так и бывает – копится, копится, потом – дзин-нь! Во мне, кстати, не копится, все как в сито уходит, но это не важно, если, к примеру, пятница. Однажды пятница настает, тут и спорить не о чем. И так каждую неделю. Есть те, что предчувствуют, готовятся. Понедельник, вторник, среда, четверг… Суббота – это уже из другой оперы… В понедельник еще молодцом, еще вытанцовывает, волосы напомаживает, а в среду глядь – глубоко пожилой человек… Пожилой человек – это какой возраст должен быть?.. Известка. Таз эмалированный. Лампочка перегоревшая. Солнце, конечно, сверкает, как ни в чем не бывало. А уже в помещении, хоть в сенях, хоть в сарае – мыло и мозоль. В лучшем случае пес облезлый в углу тень лакает. Вот и жизнь прошла… А таз – это, чтобы ноги греть. И блевать по утрам. Из песни слов не выбросишь. Хотя петь и без слов можно. Так даже лучше… Почему ноги мерзнут? Все время мерзнут. Хожу мало. Тамерлан ходит много – у него не мерзнут. И водка ему не впрок. В душе я почтальон. Но не рыбак. Не рыболов. Рыба, скорее. Рыбы мы с тобой, Тамерлан, вот что… То и дело знобит. Нездоровый человек. К примеру, очень по детству скучаю. Наперсточек. Носочек, пять пальцев, круги по воде. Лопухи-лапы. Осы да стрекозы… Кто-то сказал, что нездоровые люди склонны к философии. Дескать, нездоровые люди склонны к выводам и обобщениям. Дескать, дар. Солнцедар… А поэты, те – дурачки преимущественно. Правда, правда. Круглые притом. Эх, Пушкин! Кто сказал? Хармс? Сказал и пропал. Сказал, вышел и пропал. Хармс. И Пушкин вышел и пропал. Оба пропали. Слово не воробей. А не брякни Хармс, глядишь, Александр Сергеевич жив остался бы. И по сей день жил бы. Хармс, поросячий глас!.. Кто там еще? Желтков? Таточкин? Чуднов? Ращупкин? Венц? Заплетыкин? Губошлепов? Чиквитадзе? Горидзе?.. Мафусаил, Тимофей, Махатма, Саид, Чувак, Ким, Ли, Кентукки, Иона, Митрич, Фока, Леонид, Варвара, Варвар, Виола, Клест, Клейст, Манька, Савл, Калигула, Панкрат, Гонкуры, Дионис, Душка, Минерва, Валентин, Валентина, Алонс, Герман, Бык, Элизабет, Пит, Трумэн, Жизель… Кто такие? Откуда? Не знаю. Ума не приложу… Плюшкин? Пушкин? Кто? Кто еще сам себя высек, голову срубил? Вдова какая-то? Все беды от баб, Тамерлан. Их сторонись. Ты парень видный. Не нужен тебе гарем. Плюнь на это дело… Тебе пою, тебе, Тамерлан, пою. Мелодия, конечно, для тебя чужая, напев скворечный. Скворушка, сверчок поет тебе. Это я так себя умаляю. Так принято. Это – в нашей традиции. Для значительности. Как будто для значительности. Или наоборот. Всякую мысль поворачивать нужно. Так и этак. Как котлету. Уничтожил себя, и тут же утешился… Вообще-то, знаешь, неизвестно, что там, у меня за пазухой. Сухарик или заточка. А то леденец. Смешно. Леденец – смешно. Но по существу. А леденец-то мятный. Так что однажды взлечу, вот увидишь. Еще как удивлю тебя! Сам себя удивлю! Да, мы – такие, Икары и Дедалы земли русской. Тут бы и в пляс пуститься, да ножки отказали! С печки – бряк! Вишь как? Но припасено, помни. Что? Сам не знаю. Да разве мы сами закрома да пазухи набиваем? Хоть ты, хоть я… То, что лампочка сгорела, я тебе уже докладывал… То – хомут, то – бубенцы. Вишь как?.. Но я тебя не боюсь. Вот тебя именно не боюсь. Хочешь сдать меня в сумасшедший дом? Так разве я против? В добрый путь. Но, Тамерлан, не обижайся, пока размеров каланчи ты еще не достиг. И я покуда не готов. Не готов к чистому. Нельзя, нельзя. Вот ты думаешь, Тамерлан, наверное, думаешь, Тамерлан… Почему, думаешь, Тамерлан, я с тобой не расстаюсь? Никак расстаться не могу, не желаю. Думаешь, в самом деле, сверчок хозяина себе нашел? Так нам, сверчкам, хозяин не нужен. Водку наливаешь, от людей прячешь – оттого что поем оба, всяк свое? Всякое такое?.. Думаешь, канон и острота? Я тут тебе на остроту намекал. А оно – совсем наоборот. Лишены мы с тобой и того и другого. Тяготясь тяготеем. Так рыбы друг дружку по запаху находят. Разные, понурые, тяжелые оба, но тяготеем. Молчим. Друг дружке знаки подаем. Звездочки да кружочки. Молчание – золото. Только мы с тобой знаем. Больше никто. Я пытался их научить, но они не слушают. Не слушали, неслухи… Все умрут… Жаль, откровенно говоря. Немного жаль. Надоели хуже редьки, но я к ним все равно привязался… Не полюбил, нет. Я никого не люблю, себя не люблю, разве вот тебя только, да Алешеньку немного… Не полюбил, но… привык, что ли. Но двери больше не отворю. Не хочу обманывать. Никого. А и нет никого. Некого обманывать… Вот и тебя нет. Вишь как? В добрый путь… Радостное волнение. Как-то волнами радость накатывает. Откуда ни возьмись… Предсмертная радость – вот что это такое… Все умрем, не сомневайся… К слову сказать, бессмертны оба. Ты, да я. Объем и парадокс. Еще Алешка, допускаю. Вот Алешка – молчит. Молодец. Всегда молчит… Молчал. Украли моего Алешеньку. В семью заманили… Украсть младенчика – это у них на раз… Между тем весна скоро, чумичка. Война в воздухе стоит, как собор, напоминание. На каждом шагу пяточки, да семечки, аж голова кружится. А мы с тобой бредем как непогода сквозь деревья, Тамерлан. Как рыбы. Две гулкие рыбы. Точнее, ты бредешь, а я мысленно сопровождаю… Где ты бродишь, Тамерлан? Сил уже нет ожидать, честное слово.