Александр Строганов - Стравинский

– Напрасно. А сколько здесь? Я сосчитать не сумею. Раньше умел, а сейчас разучился. Немного не в себе, умом скудею. Память, всякое такое. Но не будем о грустном. Так сколько здесь?

– Не знаю.

– Как же такое может быть?

– Не считал, честное слово. Откладывал на черный день в комод, но не считал. И теперь спешил, считать не стал.

– В рай хотите?

– Что, простите?

– Ну, люди, обыкновенно, в рай стремятся, верующие, неверующие, все. Не озвучивают, но подразумевают. Вы стремитесь?

– Не знаю, не могу сказать.

– А представьте, что нет никакого рая. И ада нет. Как вам такой вариант?

– Не знаю, не думал.

– Врете, думали. Все об этом думают. Итак, ни ада, ни рая, но и не пустота.

– А что же?

– Зев, предположим. Катаральные явления. Простуда, вот как у вас теперь. И гланды выглядывают в крошках ангины. Сейчас вам это легко представить.

– Нет, знаете, мое воображение оставляет желать лучшего.

– Наговариваете на себя.

– Вы деньги-то возьмите. Возьмете?

– Разве что взять?.. Хоть немного поживу в сладости. Напоследок. Мысль постыдная, конечно, но дюже хочется, если честно… Вот вы грешки упомянули. Мелкие случаются, правда ваша. Знаете, кого они мне напоминают?.. Мышек. Люди мышек не любят, хотя эти животные ничуть не хуже прочих. Странная избирательность, кошек обожают, а мышек травят. За что, спрашивается?.. Свет включишь – они, мышки, грешки, то бишь, прячутся, как будто и нет их вовсе. А стоит запустить темноту, тут как раз их время. Шебаршат, вольничают… А счастье все равно никак не наступает… А знаете, почему? Слишком мы умны для счастья. Глупы беззаветно, следовательно, умны… Я все время путаю добро и зло, но, в отличие от вас, Крыжевич, не осознаю этого. Так что мне легче живется. То есть мне деньги ваши взять легче, чем вам их мне предложить. Правильно? Я когда еще совестью мучиться начну, а вы уже теперь потом обливаетесь. Прав?.. Знаете, я вам еще один хороший совет дам. Вы на людей-то не больно оглядывайтесь. Они неживые. Не знают об этом, думают, что живут, думают, вот эти хлопоты и есть жизнь. Будете на них равняться, таким же станете. Смело шагайте, Крыжевич. Решили сунуть мне взятку? Или как это называется, аванс?.. Суйте, не стесняйтесь. Плевать, кто там что подумает. Живите, как будто на кладбище зашли. Попроведывать знакомцев или просто тишиной насладиться, помолчать… Слова ведь безжалостны. Однако говорить приходится. Деваться некуда… Ну же, давайте ваши ассигнации, пока не передумали, и шагайте смело.

– Куда?

– Это уж вам самому решать. Я вам только в общих чертах маршруты обрисовал. На самом деле их много больше. Белый город можете больше не искать, он здесь…

Горбунок, поплевывая на пальцы, пересчитывает деньги, – …двадцать шесть, двадцать семь… много, это хорошо… двадцать шесть… Нет, не получается. Что, в самом деле? разве я бухгалтер какой? И потом, тут уж что-то одно, либо учет, либо сладкая жизнь… Вы зачем, Крыжевич, таким бледным сделались? Денег пожалели? так возьмите назад.

– Нет, нет, что вы. Это вам показалось, нисколько я не бледный. я о дочке своей, Юленьке вспомнил.

– Наконец-то. Уж я думал, так и не вспомните.

– А разве вы всё знаете?

– Знаю, что вы неразлучны, а тут, вдруг, один пожаловали. Не нужно семи пядей во лбу быть, чтобы сообразить. Речь пойдет о дочери. Скорее всего. То есть, предположение. Что, угадал?

– Угадали.

– Вам пора бы ее замуж отдать.

– Это так. С этим замужеством я уже голову сломал. Уже и фотоаппарат ей купил, на стравинский четверги вожу, ну, вы знаете, присматриваюсь…

– Надеюсь, меня в расчет не берете? У меня слабоумие, имейте в виду.

– Нет, нет, вы – умнейший человек…

– Оставим. К делу, Крыжевич. Мне пора снеговика лепить.

– Не знаю, как сказать… Словом, у нас образовалось нечто наподобие младенца.

– Как это?

– Младенец, только необычный. Ничего подобного я не встречал. Каким образом он образовался, представления не имею. Я Юленьку водил к гинекологу. Он подтвердил девственность. Стало быть, младенец подброшен. Дочь уверена, что это не так. Ребенок неизвестно на кого похож, незначительные уродства, однако с каждым днем все больше привыкает к нам. Хотя спит. Вот с самого рождения еще ни разу не просыпался. Но, судя по выражению лица, привыкает. Улыбается. Улыбка осмысленная, счастливая, такая, что мороз по коже, потому что мы тоже привыкаем… Дальше. Одинокую девственницу с ребенком выдать замуж невозможно. Ибо это непостижимо. Повергает в ужас. Даже меня повергает в ужас. Предположим, разведенная женщина, мать-одиночка – здесь все логично поддается осмыслению, но девственница?! Что же ей теперь отдаться первому встречному, чтобы впоследствии не вызывать кривотолков? Что делать?! Это счастье, что мы живем не во времена инквизиции. Нас попросту сожгли бы на костре.