Это же какие страдания! Никто не понял, но задумались многие. С ним всегда так, со Стравинским Сергеем Романовичем. Да и мы не особенно-то меняемся.
Биография – пробел. Факты биографиям противопоказаны. Факты – пиявки, заусенцы, запекшиеся раны. Пирожки печеные с печенью. Печенеги. Печные улитки. Высохшие почки. Четыре черненьких чумазеньких чертенка. Кляксы чернильные. Червоточины. Химические карандаши. Упоминал уже. Грозное оружие. Контрольные отпечатки. Слипшиеся снимки. Упоминал. Снимки фломастерами расписанные. Упоминал. Лишним не будет. Контрапункт. Главное слово.
Контрапункт.
Губки как у вампира. Ушки на макушке. Стриптиз, стряпуха, стряпчий. Кровосмешение. Можно, конечно, выколоть глаза, но это уже не спасет. Хотите знать, как оно было на самом деле? Не трудитесь. Включите радиолу. И уберите герань с подоконника. Нет, пусть остается, щемит. А радиолу включите. Цфасман. Гордеев. Утренняя гимнастика. Этого вполне достаточно.
Кто теперь вспомнит, что Иона семечком отравился? Едва спасли. Или не спасли. Это еще до кита было. Или не было. Или уже после кита. У каждого свой кит. Всплывает однажды. Раньше или позже. Деревенщина. Глаза хитрющие. Глумится, вопрошает. Да, кажется семечко – это уже после кита было. Так что вполне мог отравиться. Но разве это имеет какое-нибудь значение? А когда бы кит его всё же переварил? Возможно такое? Нет. Невозможно. Вот тебе и право выбора. Вот это был бы фокус. Это не кролик в шляпе, тут вторым Потопом попахивает.
Ци.
Расходились по одному, парами, группами. Люди, собаки. Вороны крестиками метили. Свои. Сперва чурались, конечно. Думали, потепление, снег серым станет. Здесь так не бывает. Ну, может быть, на час от силы. Не больше. Молоко. Молитва. Сама по себе. Можно только повторять. Лучше всегда. Если всегда повторять, всегда и настанет. Не веришь? Проверь. Лакомств не много. Это хорошо. Ничего. Одну войну пережили, другую. Справились, ворон не разогнали. Свои все же, как ни крути. И снег. Куда мы без снега? И, главное, откуда? Вот вопрос. Главное ли? Вообще вопросов много. А пища сильная. Мослы. Сильная пища. Сил придает. Небо тусклое, но живое. Подрагивает. Девственность. Природное. На века. На два-три века хватит, если молодцами будем. А пафоса всегда много, когда такая зима выдалась. Так что не ругайте, сделайте одолжение. Ругаться – грех. Потом, Расея, не забывайте.
Игорь Федорович поворачивается на правый бок.
Вот говорят, мир совсем не то, что есть на самом деле . Бытует такое мнение. Часто притом. Говорят повсеместно. Говорят, жалуются, предъявляют, отчаиваются, претендуют, требуют и просят. Повсеместно. В городах и весях. С недавних пор, сколько себя помню. Диафрагма, до, делирий, дереализация. Панические атаки как мошка. Порывы ветра. Потолок течет. Таз уж полон. Зеленый, эмалированный с запекшейся ранкой на боку. Потолок всегда. Душно как перед грозой. Душевные болезни проникают, просачиваются. Духовные тугодумы овладевают. Бытует такое мнение.
Душевные болезни – с водами и ветрами. Доктора – в городах и весях. Рассаживаются, руки на столы выкладывают. Дождливо и пурга. Нога на ногу, руки выкладывают. Холеные, белые. Потепление. Повсеместно. Блики. Голоса. Вены. Эмаль, потолок. Трещины, узоры. Ветви больной войны. Господство. Униженные и просветленные. Слаб человек. Бесконечно слаб. В этом смысле предметы устойчивее. Неизлечим. Нет? Намочите полотенце кто-нибудь. Прошлое. Цифры. Мысли топорные, плач то и дело. Уж лучше пустота. Пустота – облегчение.
Рассаживаются на стульях. Окладисто, окладистые. Решительности не просматривается. Обнадеживает. Доктора – отцы. Один в особенности. Стравинский Иван Ильич. Закатывайте рукав, закатывайте. Больно не будет. Конечно. Не вижу оснований соглашаться. Всегда. В данном случае – в особенности. Противостояние. Рапана, память о детстве в панаме, в Анапе. Напольные часы. Стоят с 1905 года. Истина. Черные от горя. Истина. Писец канцелярский, пресс-папье, диагноз. Навсегда. Рапана навсегда. Канцелярия. Петли вяжут, строки, облака набивают. Повсеместно. Справедливости ради, у отдельных докторов – карманные часы. Обнадеживает. Тысячу лет не видел карманных часов. Так долго живете? Всегда. Все без исключения. Не обращали внимания? Часы не обязательно красивые, некоторые – совсем некрасивые. У Стравинского – мертвая черепашка ни дать, ни взять, зевает, жмурится. Солнечного света не выносит. Скулит тихонько как на приеме у дантиста. По вечерам. Зимой ночи долгие. Лиц нет, лица желтушные. Якутия. Цинга. Часы. Олово. Ожидание. Некоторые дремлют. Никаких перемен. Впрочем, звонка не будет. Ждали звонка? Так его не будет. Привычка. Давно путешествуете? Ждем пока. Поклон.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу